Его величество Человек - [86]

—Можно войти?

Доктор быстро оглянулся.

—Вот и наш бай пришел: баю-бай, Сарсанбай! — Он широко распахнул дверь.— Ого, пожалуйте, пожалуйте...

Вслед за Сарсанбаем вошли Ляна, Дзидра, Саша, Леша, Галя, Леся, Абрам. В комнате сразу стало тесно.

—Садитесь-ка вот сюда на диван... Хорошие вы мои, сладкие вы мои, карапузы вы мои... Вот и молодцы, вот и молодцы. А где же ласточка? — Так доктор Аманов называл Марику, утверждая, что брови у нее точь-в-точь как крылья у ласточки.

—Спала, не стала будить ее,— объяснила Ляна, улыбаясь.

—Ну, как вы там поживаете? Как ваши корова-теленок, котлы-миски, ножи-ложки, скандалы-озорство? — спрашивал доктор Аманов.

Дети дружно рассмеялись. И сразу исчезла скованность, стало шумно, как в детском саду. Мехриниса переводила взгляд с одного на другого и с радостью отмечала про себя, что вроде никто не похудел и одежда на всех чистая.

Внезапно кто-то кашлянул, чтобы обратить на себя внимание. Все оглянулись: в дверях стояли Иван Тимофеевич, его жена — «тетя Ольга», как звали ее в семье Мехринисы. Из-за плеча отца выглядывала Надежда — их дочь, которую они уже отчаялись увидеть. Надежда нашлась совсем недавно. В полусгоревшем вагоне она едва-едва добралась до Ташкента — голодная, оборванная, ничего не знающая о своих...

Доктор Аманов, приплясывавший посредине комнаты вместе с детьми, смутился, отошел в сторону. Мехриниса только приподнялась на подушках, собираясь пригласить гостей присесть, как вдруг Надежда рванулась вперед и сдавленным, каким-то чужим голосом крикнула:

—Аллочка!

В следующую секунду она пошатнулась и рухнула на руки вовремя подоспевшему доктору.

—Позови медсестру,— быстро сказал доктор Ляне, укладывая женщину на диван.

Ляна выскочила в коридор и тотчас же вернулась с медсестрой. Доктор что-то произнес по-латыни, сестра смочила лекарством ватку и поднесла ее к лицу Надежды, потом ловко закатала рукав ее платья и вонзила шприц в руку.

—Надюша, доченька, открой глаза. Что с тобой? — запричитала тетя Ольга.

Испуганная Мехриниса, откинувшись на подушку, смотрела, ничего не понимая.

Надежда очнулась и попыталась встать. И тут Галя, неизвестно как вынырнувшая из-за спин взрослых, бросилась к дивану. Девочка удивленными глазами смотрела на лежащую на диване женщину.

—Аллочка! — уже обессиленно, тихо повторила Надежда.

—Мама! — С пронзительным криком Галя упала ей на грудь.

Надежда исступленно целовала Галю, а девочка то крепко обнимала мать за шею, то откидывала голову, вглядывалась в ее лицо и все твердила:

—Мама, мамочка!

В душе Дзидры еще свежа была рана, нанесенная приходом незнакомой женщины. Она не могла оторвать глаз от Надежды и Гали.

—Слава аллаху! — сказала Мехриниса и глубоко вздохнула.— Я рада за мою деточку.

Надежда почувствовала безмерную благодарность к этой больной женщине, приютившей ее девочку.

—Ну, доченька, ну, моя курносая,— обнял Галю доктор Аманов.— Вот так, сразу две мамы у тебя,— стараясь быть веселым, говорил он,— а у меня нет ни одной.— Он сморщился, как бы сдерживая слезы, сделал обиженный вид.— Как же теперь будет, может, ты отдашь мне одну маму?

—Нет! — воскликнула Галя в отчаянии.— Обе они мои!

—Пусть обе мамы будут твоими, доченька, ты права, умница! Теперь у тебя две мамы и два имени: Галочка и Аллочка.

—Это отец называл ее Аллочкой,— объяснила Надежда и тяжело вздохнула: от мужа по-прежнему не было никаких известий.

Тетя Ольга повернулась к Мехринисе и, приветливо ей улыбаясь, сказала:

—Мы с вами знакомы недавно, но уже подружились, а теперь судьба нас даже породнила.— Она выпрямилась на стуле и крепко сжала руку насторожившейся дочери.— Сейчас пусть Галочка останется у Мехринисы, пусть помогает ей выздоравливать, а потом сама решит, где будет жить: в том доме или в нашем.

Иван Тимофеевич кивнул, с одобрением глядя на жену.

—В каком это «нашем»? — тихо спросила Галя.

—Со своей мамой Надеждой, со мной...— объяснила тетя Ольга.

—Что ты решишь, Галя? — тревожно спросила Ляна, шагнув к сестренке.

—Ничего, доченька, ничего, разберешься.— Тетя Ольга гладила Галю по голове.— Сама-то ты жива-здорова — вот что главное, а что у тебя теперь две мамы — это даже хорошо.

—Если ты уйдешь к своей родной маме, Галочка, я не обижусь. Будешь помнить меня — и достаточно,— тихо проговорила Мехриниса.

Через некоторое время родители увели Надежду, уговорив ее забрать Галю после выздоровления Мехринисы.

Глава двадцать шестая

Самолет сел в кромешной мгле. Шел холодный дождь вперемежку со снегом, задувал порывистый ветер.

Махкам-ака не ожидал, что родной Ташкент встретит его такой непогодой. Он появился на трапе в незастегнутой шинели, в шапке с поднятыми ушами. В первое же мгновение, едва только кузнец ступил на шаткую железную лесенку, ушанку чуть не сорвало у него с головы, вещевой мешок запутался в полах шинели, поднятых ветром. Махкам-ака с трудом нахлобучил шапку, но справиться с шинелью не мог. Похоже, здесь было холоднее, чем несколько часов назад в зимнем Куйбышеве.

Спустившись на землю, Махкам-ака застегнул крючки шинели, негнущимися пальцами завязал шапку. Тем временем его спутники разошлись. Кузнецу показалось, что он остался один под громадным самолетом. Вокруг лежала пустыня, и только где-то вдали тускло светились, словно аккуратно нанизанные на нить, зеленые и красные огоньки. Подгоняемый ветром, Махкам-ака пошел туда, где было меньше огней, рассудив, что взлетная полоса тогда останется за спиной и, значит, где-то впереди должна быть проезжая дорога. Он думал о доме, счастливо улыбался оттого, что уже совсем скоро обнимет жену, услышит веселое щебетание детей...