Его величество Человек - [58]

После того как Ахунбабаев, прихлебывая чай, рассказал смешную историю о сапожнике, выпившем на спор полуведерный самовар, все, в том числе и Махкам-ака, почувствовали себя совсем непринужденно.

—К сожалению, нам нужно ехать, да и вас задерживать неудобно.— Худощавое лицо Ахунбабаева стало сразу серьезным.— Уста, партия и правительство от души признательны вам.— Ахунбабаев потеплевшими глазами смотрел на Махкама-ака и на Мехринису.— Народ не забудет ваши имена. Огромное спасибо вам говорят и бойцы, сражающиеся на фронтах. А в будущем, когда вырастут эти дети, они сами до земли поклонятся вам за то великое добро, которое вы для них делаете. Будем живы-здоровы, увидимся еще...

Ахунбабаев не успел договорить — с улицы послышались крики детей. Мехриниса быстро выскочила из комнаты. У крыльца стоял милиционер, держа за руку Сарсанбая. Мехриниса бросилась к мальчику, прижала его к себе.

—На вокзале он был. Обещал больше таких прогулок не устраивать,— устало сказал милиционер.

—Арестовать бы его! — воскликнула Мехриниса и тотчас испугалась своих слов. Она обернулась к милиционеру и, стараясь оправдать Сарсанбая, заговорила быстро-быстро: — Сам он, наверное, не знает, как это получилось. Конечно, не знает. Извините его, амаки!.. Ты проголодался, сынок? Идем скорее кушать.— Мехриниса снова обняла Сарсанбая.

Крупные, как горошины, слезы закапали из глаз мальчика.

—Пожалуйте в комнату. Выпейте пиалушку чая,— пригласила Мехриниса милиционера, но тот торопился и, отдав честь, ушел.

Из комнаты с шумом вышли гости. Мехриниса что-то шепнула Сарсанбаю на ухо, он подбежал к гостям и поздоровался с ними так весело, точно кто-то другой только что лил горькие слезы.

—Вот какой ты славный мальчик,— ласково похлопал Сарсанбая по плечу Ахунбабаев.— Только больше не убегай, не огорчай маму с папой. Не успеете и оглянуться, уста, как эти парни подрастут. Достойная будет нам смена.

Ахунбабаев снова дружелюбно посмотрел на Махкама- ака и принялся прощаться с детьми за руку, как со взрослыми. Уже у самой калитки он внезапно остановился.

—А что там за дувалом, уста?

—Пустырь, он выходит к арыку.

—Вам этот двор теперь не мал? — спросил Аксакал.

—Ничего, умещаемся,— улыбнулся Махкам-ака.

—Ладно.— Ахунбабаев что-то сказал молодому человеку, и тот опять сделал пометку в записной книжке.— Уста, вот этого молодого человека вы запомните.— Ахунбабаев повернулся к Махкаму-ака.— Он хороший человек и хороший хозяин. Когда нам что-нибудь от него нужно, мы становимся перед ним на колени, складываем руки на груди — и, знаете, он всегда нам помогает.— Ахунбабаев рассмеялся, а молодой человек покраснел до ушей.— Если и вы когда-нибудь обратитесь к нему, думаю, он не оставит вашу просьбу без ответа.

—Спасибо, Аксакал, спасибо.

—И от меня спасибо,— взволнованно сказал Кадырходжа.

—Ваш начальник, уста, человек тоже не маленький.— Ахунбабаев поглядел на Кадырходжу.— Его тоже иногда можно побеспокоить просьбой.

—Да нам ничего не надо. Спасибо за заботу,— благодарил Аксакала Махкам-ака.

Гости сели в машину и уехали вместе с кузнецом. Дети и Мехриниса долго стояли на улице. Уже машина скрылась из виду, улеглась поднятая ее колесами пыль, а они все смотрели и смотрели вслед.

—А почему папа уехал? — спросил Абрам.

—Папа приезжал с работы, сынок, и уехал опять на работу. Вернется утром. Он сегодня снова работает две смены...

Глава девятнадцатая

Не один Махкам-ака — почти вся артель работала теперь по две смены. Случалось оставаться и на третью смену. Порой даже Исмаилджан, председатель артели, сам становился на место уставшего до изнеможения или заболевшего кузнеца. Бумаги, принесенные секретарем, он подписывал тут же, на горячей наковальне. Кадырходжа знал, где разыскать председателя, и шел прямо в кузницу. Работы было много. Военный заказ еще не до конца выполнили, а тут началась горячая пора полевых работ. Приходилось брать заказы и для сельского хозяйства. Рабочих рук не хватало: лучших, опытнейших кузнецов направили на военные заводы. Управленческий аппарат сократили до предела. Всех, кто мог работать физически, перевели в кузницу. В конторе сидели лишь бухгалтер да секретарша.

Однажды незадолго до конца второй смены Сали-уста, работавший рядом с Махкамом-ака, вдруг упал без сознания. Его немедленно отправили в больницу. Заменить Сали-уста было некому. Закончив свою смену, Махкам-ака немного передохнул и взялся за работу Сали. Пришлось отстоять и третью смену.

Мехриниса уже привыкла к тому, что муж сутками не появлялся дома.

Как-то утром она встала рано, прибрала во дворе: подмела, побрызгала водой. Только собралась постирать, как вернулся Махкам-ака. Черные тени легли у него под глазами, от усталости он еле передвигал ноги, но был весел.

—Ассалому алейкум, хорманг,— сказала Мехриниса, подходя к мужу.

—Доброе утро! Бери, обрадуй детей.— Кузнец протянул жене сверток.— Вчера ходил в магазин, вот кое-что купил.

Бросив сверток на краю айвана, она пошла посмотреть, кипит ли самовар, а по дороге крикнула в открытую дверь:

—Эй, дети, вставайте, отец пришел! Вставайте! Опоздаете в школу!

Дети крепко спали. Махкам-ака сам принялся тормошить их.