Его величество Человек - [20]

Икбал-сатанг, любившая острые сюжеты, так и вспыхнула от любопытства.

—Что же он там пишет? — Она протянула руку, хотела взять письмо, но Мехриниса не отдала его. Ей вдруг показалось, что у нее хотят отобрать все ее сокровенные думы, всю ее радость. Улыбка сошла с лица Мехринисы, она помрачнела.

—Погодите, апа! — Она отвела руку с письмом.— Как же, ведь это чужое письмо, нехорошо...

—Какой он вам чужой? Слава богу, душенька, он сын ваш. Даст аллах, и девушка станет вашей невесткой. А тайны молодых вам знать не мешает!

—Не знаю...— Мехриниса в смятении прижала письмо к груди.

—Добра им желаю! Приедет Батыр живым-здоровым, будет свадьба. Сама же и помогу, миленькая.

При этих словах Мехриниса сразу оттаяла. В самом деле, кто знает, может быть, вот-вот и в ее дом войдет невестка...

—Ну-ка, давайте! — Икбал-сатанг вырвала у Мехринисы листок, не слушая возражений.

—Ой, я еще и сама не дочитала, апа.

—Вместе прочитаем.— Икбал-сатанг шарила рукой по карманам.— Ой, усохнуть моей памяти, очки-то забыла! Читайте сами, ну...

Мехриниса взяла письмо. «Может, и вправду пусть лучше знает Икбал-сатанг сердечную тайну молодых»,— подумала она и, пропустив ту часть письма, которую уже прочла, стала читать дальше:

—«...Салтанатхон! Те незабываемые минуты, когда мы ходили в кино, на праздник тюльпанов, и то утро...»

Мехриниса запнулась. А все-таки, пожалуй, дальше читать не следует. Она принялась растягивать слова на каждом слоге. Икбал-сатанг, сетуя на отсутствие очков, всматривалась в письмо, но разобрать ничего не могла...

—Утро... Так... утро... Читайте же дальше. Пропустите одно слово, раз неясно! Что же вы так волнуетесь? Не иначе там какая-то тайна! А вы не хотите сказать! Ну читайте же, порадуйте старуху. Ну, значит, утро... а что потом?...

—«...То утро, когда мы вместе встретили зарю,все проходит перед глазами. Салтанатхон! Милая моя, мой болиш...»

—Мой болиш, говорите? Как она покорила его сердце! Бедный Батыр! — воскликнула жалобно Икбал-сатанг.

—Погодите же, мешаете читать, апа,— с легким раздражением сказала Мехриниса.

—Любопытно больно, миленькая! Ну, ну, читайте дальше...

—«Я, наверное, допустил одну бестактность. В ночь, когда ты провожала меня, помнится, твоя голова упала мне на грудь...»

Мехриниса стала читать все тише и тише, ощущая какую- то тревогу. Икбал-сатанг вся превратилась в слух и уже не прерывала ее.

—«...Немного погодя ты подняла голову и так хорошо улыбнулась, что я до сих пор помню твое лицо в этот миг.

Улыбаясь, ты снова положила голову мне на грудь, крепко обняла, я и не знал, что ты такая сильная. Правда! Я успокоился и попрощался с тобой... Эх, война... Стать бы мне сказочным богатырем — полетел бы я сквозь ночную тьму, нашел бы и задушил проклятого Гитлера, стер фашизм с лица земли, а затем помчался бы прямо к тебе, обнял бы тебя, как в ту ночь... Не смейся, в эту минуту во мне кипит такой гнев, такая сила... Дорогая моя, родная! Пиши, обо всем пиши... Если я правильно угадал, обрадуй и меня...»

Ни Мехриниса, ни Икбал-сатанг не заметили, что по противоположной стороне улицы к ним бежала Салтанат. Увидев, как Мехриниса и Икбал-сатанг уткнулись в письмо, она остановилась точно вкопанная. Икбал-сатанг что-то объясняла Мехринисе, размахивая рукой.

Салтанат закрыла лицо ладонями и горько заплакала, потом обхватила руками телеграфный столб, постояла, прижавшись к нему, минуту, и не разбирая дороги побежала назад.

Мехриниса словно почуяла сердцем что-то и, не в силах подавить волнение, схватила Икбал-сатанг за руку.

—Aпа! — воскликнула она и не смогла выговорить больше ни слова.

Икбал-сатанг, делая вид, что ничего не замечает, удивилась:

—Что такое, милая, что с вами? Почему вы так побледнели? Нечего опасаться. Соскучился, вот и пишет, что взбредет ему в голову... Ну, допустим даже, что она беременна. Пока это один аллах знает... Что еще он пишет?

На углу улицы появился Махкам-ака.

—Пусть будет жив-здоров Батыр, передайте и от меня привет,— поспешно пробормотала Икбал-сатанг и отошла от Мехринисы, потеряв надежду услышать конец письма. Поравнявшись с Махкамом-ака, она поклонилась ему и с независимым видом двинулась дальше.

—Хорошо, что поговорил с Арифом-ата, многое узнал,— сказал Махкам-ака, приближаясь к жене.

Мехриниса стояла молча, растерянная и подавленная.

—Что, поссорились, что ли? — удивленно спросил Махкам-ака и обернулся вслед Икбал-сатанг.

—Нет, нет. Просто разговаривали.

—А что у тебя в руке? Не письмо ли?

—Письмо.

—От кого?

—От Батыра...— Мехриниса не поднимала глаз.

—Ах, вот оно что! То-то, я вижу, изменилось ты в лице. Ну, что там, жив-здоров ли он? — Махкам-ака протянул руку за письмом.

—Это не вам. Другому,— уклонилась Мехриниса.

—Кто этот другой? А ну, дай-ка сюда!

—Оставьте. Зачем вам вмешиваться в женские дела? — сказала Мехриниса, пряча письмо в карман.

—Женские дела? Какое они имеют отношение к письму? — Махкам-ака начал сердиться.

—Все-таки до чего же вы любите поговорить! Еще смеетесь над женщинами. Сами, как с кем встретитесь, пропадете на два часа! А я вас жду здесь, жду.— Мехриниса попыталась перевести разговор на другую тему, но Махкам-ака, грозно нахмурив брови, подошел к ней вплотную.