— Лида? Зачем же это… вместе?
Самсонова уже взяла себя в руки. Пятна ее поблекли.
— А вы мне как будто не верите… последнее время.
Это был намек на отданную Серовой золотую медаль. Так, по крайней мере, решил Сережа. И Алена Робертовна тоже. Она положила руку на плечо Самсоновой:
— Что ты, девочка!
Иногда Алена Робертовна казалась себе очень старым и опытным педагогом. «Тебя с седыми прядками над нашими тетрадками…», как пелось в одной популярной песне.
— И потом, — продолжала Лида еще спокойнее, — я там была не первая… — Снаряд, зловеще жужжа, пролетел над полем боя и разорвался в самом центре серовского лагеря. А им и ответить было нечем.
— Да, странно, — сказала Алена Робертовна со значением. — Действительно странно… Ты не находишь, Годенко?
— Следи за тем, что происходит! — услышал Сережа в своем ухе раздельный приказной шепот. Сама же Таня тщательнейшим образом все записывала — слово в слово, точка в точку — как слова песен Высоцкого.
— Что ж, садись, Лида. Извини, если я тебя обидела невольно… И ты, Годенко… Садись пока.
А вот дальнейшее Сереже действительно показалось странным. Это, он понял, надо запомнить: на Гришку грянуло оскорбление. Ведь и учительница, и Самсонова, хоть прямо ничего и не сказали, но явно намекают на его, годенскую, причастность к пропавшему журналу. Оскорбление! А Гришка вместо того, чтобы заорать, по своему обычаю, вместо того, чтобы вылететь из класса, просто сел и опустил голову. Может, ему было стыдно, как уличенному. Нет, представьте. Он себя лишь сдерживал. Он себя сдерживал изо всей силы… Странно!
— Продолжим урок, ребята. — Тут Алена глянула на часы. — А впрочем, запишите домашнее задание!
Полетел звонок! Сережа, как и почти весь шестой «А», сразу встал — после такого напряжения хотелось подвигаться. Лишь Годенко остался сидеть за партой. Да Самсонова. Да Таня Садовничья, которая продолжала быстро писать. И только дымящейся трубки ей не хватало да квартиры на Бейкер-стрит. А Ватсон — вон он, стоял здесь, глядя на шефа глазами, полными внимания и усердия. Таня поймала этот взгляд. И ох как трудно было ей не улыбнуться.
— Сядь-ка на минуту!
Пододвинула листок, который был озаглавлен: «Узнать, решить». И дальше в столбик:
1. Был ли выгнан с урока Слюдов?
2. Была ли в учительской Роза Григорьевна?
3. Заходила ли Алена Р. перед уроком в учительскую?
4. Кому выгодно, чтобы пропал журнал?
Сережа пробежал листок, и в первую секунду ему показалось, что он все понял, но…
— Вопросы потом, — сказала Таня. — Сейчас ты ведешь разведку по пункту первому, я по пункту второму. Третий и четвертый исследуем дедуктивным методом.
«Незнакомец из Менга» № 2
«Дедуктивным методом» — это здорово. За дедуктивный Сережа мог бы перенести и ее руководящий тон. Но вот идти в шестой «Б» и узнавать про Слюдова… Страх сунул за шиворот Сереже Крамскому свою ледяную руку.
А дело вот в чем. Когда они ходили на тренировочные раскрытия преступлений, то однажды им пришлось столкнуться с мальчишкой из шестого как раз «Б». Это был довольно расхлябанный тип. Сережа его приструнил почти без всяких усилий. Однако этот мальчишка, Соболев его была фамилия, Сереже, что называется, «пообещал»…
Обещанного, как известно, три года ждут. И Сережа не очень беспокоился насчет Соболевских угроз. Но одно дело — не беспокоиться, и совсем другое — идти прямо в логово противника.
Тут уж у Соболева, каким бы ни был он рохлей, а забитое чувство гордости должно взыграть! К тому ж поддержка родного класса обеспечена.
В общем, соваться туда было чистым самоубийством. А тут надо еще добавить, что разведку Сереже предстояло вести не только в чужом классе, но и на чужом этаже!
Школа у них была экспериментальная (теперь есть такие: либо с каким-нибудь особым уклоном, либо по какой-нибудь особой программе, либо прямо говорят — экспериментальная). И в качестве одного из экспериментов решили расселить классы «по семьям». Чтоб на одном этаже учились и первачата, и средние, и старшие.
Пусть, мол, младшие не боятся старших, а старшие учатся опекать младших… И вот теперь Сереже из-за этого эксперимента пришлось со своего третьего этажа идти на опасный четвертый.
Он так тяжело шел по ступенькам, как, наверно, никогда не будет ходить в своей жизни. И даже когда в середине где-то там двадцать первого века ему исполнится семьдесят два года…
Шел и старался успокоить себя надеждой: посмотрит на этого Слюдова — и сразу будет ясно, выгоняли его или нет! Ведь нормального человека за всю школьную жизнь выгоняют с урока раза три-четыре, не больше.
То есть для него это событие.
А значит, по лицу обязательно должно быть заметно!
Так рассуждал Сережа. И в то же время он точно знал, что никогда не разрешит себе довериться какому-то беглому взгляду. Ведь тут решается судьба человека, его честное имя.
А что? Разве нет? Береги платье снову, а честь смолоду! Если Сережа определит, что Слюдова никуда не выгоняли, то, стало быть, Годенко врет. И тогда…
Не имеет значения, что Годенко болеет за «команду Серовой», а Сережа за «команду Самсоновой»: ведь и сыщику надо беречь честь смолоду, а не одному только подозреваемому!