Его последние дни - [63]

Шрифт
Интервал

И действительно началась реклама. Прокладок, кажется. И, надо сказать, ее контекст сильно изменился, видимо, из-за того, что за секунду до нее говорили о какой-то войне. Мне показалось, что прокладки нужны для остановки кровотечения, а не для… ну, не для того кровотечения, в общем.

Я медленно подошел к дремлющему санитару. Он спал, уронив голову на грудь. Прямо перед ним на столе лежала связка ключей и карточка. Та самая карточка, благодаря которой я смогу выйти из отделения.

Все так просто. Одно движение — и карточка у меня. Я стал пятиться назад, не сводя глаз с санитара. Но он так и не проснулся. Даже когда кончилась реклама и эксперты снова стали обсуждать какие-то успехи на фронте. Тысячи пленных, сотни уничтоженных танков и самолетов. Да с кем они там воюют? Что за третья мировая?

Я вышел в коридор и задал себе очевидный вопрос. А как я собираюсь проскочить мимо медсестры? Можно, конечно, просто быстро открыть дверь и убежать, но это плохая идея. Сразу же поднимется тревога. Даже если сестра не успеет рассмотреть, кто вышел, она ведь наверняка в таком случае посмотрит в камеру.

И что тогда? Просто бежать? Какова вероятность, что за мной устроят погоню? Я с досадой вспомнил о разбитом телефоне. Можно было бы вызвать такси заранее, выбежать из больницы и просто прыгнуть в машину. А теперь что? Носиться по улицам с санитарами на хвосте? Чушь какая-то. Но другого варианта, в общем-то, нет. Посмотрим, кто бегает быстрее.

Я вернулся в палату за тапочками. Не настолько же я сумасшедший, чтобы босиком бегать по Питеру. Я подошел к своей кровати, и мой взгляд упал на книгу на тумбочке. Надо бы забрать. И Оливию Лэнг тоже. Блин, а еще распечатка. Нет, ее можно бросить, в телефоне данные есть. Но книги нельзя оставлять. Да и рисунки.

Я сел на кровать и задумался. Бегать с барахлом уже не так привлекательно. Как быть? Пока мысли ударялись об стенки черепной коробки и весело отлетали обратно, я открыл книгу Оливии Лэнг и стал пролистывать, просматривая свои же записи и рисунки.

Ни на чем конкретном я не фокусировался, разглядывал текст скорее как изображение, графику. Но одна фраза взорвалась где-то в голове, буквально минуя глаза: «В психушке все реально, кроме психиатра».

Это то, что нужно! Я встал с кровати и стянул с нее же одеяло. Тут же замер, потому что Мопс нервно заворочался. Нужно быть потише, нужно сохранять самообладание.

Медленно, стараясь не издавать звуков, я наклонился и снял с кровати простыню. Не совсем тот оттенок, недостаточно белая, конечно, но других вариантов нет. Я сложил простыню и накинул на плечи. Жаль, нет зеркала, но, кажется, это должно напоминать накинутый на плечи халат.

В руку я взял книги и поверх них распечатки. Теперь я похож на доктора с историями болезней. По идее. Надеюсь, камеры у них не очень хорошие и беглого взгляда не хватит, чтобы со спины раскрыть мой маскарад.

Я вышел в коридор и остановился в нерешительности. Что, если маскарад не сработает? Бежать? А что на выходе из самой больницы? Есть ли там охрана? Открыт ли он вообще? Наверное, открыт, ночью же каких-нибудь острых больных привозят. Но охрана в любом случае должна быть. Я вспомнил, как входил в больницу. Ну да, сонный пожилой мужчина. Ладно, с ним потом разберемся.

Я выдохнул, будто собираясь опрокинуть стопку водки, и решительно, ничуть не таясь, пошел к выходу из отделения, глядя только на бумаги в руках. И я не уверен, уткнулся ли я в них, чтобы маскарад был более убедительным или чтобы успокоиться. Как ребенок, который смотрит страшный фильм, прикрыв глаза ладошкой.

Вот на границе поля зрения показалось стекло сестринского поста, вот мелькнул монитор. За ним точно кто-то есть! Я задержал дыхание и небрежным жестом приложил карточку к считывателю. Полсекунды задержки показались неестественно долгими, потом что-то пискнуло, и дверь приоткрылась. Я все так же, не отрывая взгляда от бумаг, вышел из отделения, оттеснив дверь локтем.

Сердце так сильно стучало в груди, что я буквально его слышал. Казалось, это не сердце стучит, а где-то бухают взрывы, отдаваясь неприятными ударами в груди. Я едва сдерживался, чтобы не побежать. Шаг, два, три, пять. Ничего не происходит. Никто не поднимает тревогу. Я уже дошел до конца коридора, а за мной по-прежнему никто не гонится! Еще несколько шагов, и я сверну за угол, а там лестница, а там…

В этот момент из-за угла вышла незнакомая мне молодая медсестра. Я едва успел затормозить, и мы буквально уперлись друг в друга. Я нечаянно коснулся ее груди книгами и листами бумаги. Она растерянно посмотрела мне в глаза. Мы замерли.

— Извините! — буркнула она, отвела глаза и, быстро обогнув меня, поспешила по коридору.

Я зашел за угол и привалился к стене. Шумно втянул воздух и тут же сам себя одернул. Тише! Оказывается, все это время я не дышал. И теперь мне очень не хватало воздуха. Но я нарочито тихо и медленно вдыхал, потому что мне казалось, что мое дыхание может разбудить всю дурку. Или заставить эту сестру вернуться и присмотреться ко мне повнимательнее.

А потом мне стало смешно. Лицом к лицу столкнулись, и она подумала, что я доктор! Интересно, а если прийти в больницу в настоящем халате, а не в простыне, кто-нибудь вообще поймет, что я не врач?


Рекомендуем почитать
Не спи под инжировым деревом

Нить, соединяющая прошлое и будущее, жизнь и смерть, настоящее и вымышленное истончилась. Неожиданно стали выдавать свое присутствие призраки, до этого прятавшиеся по углам, обретали лица сущности, позволил увидеть себя крысиный король. Доступно ли подобное живым? Наш герой задумался об этом слишком поздно. Тьма призвала его к себе, и он не смел отказать ей. Мрачная и затягивающая история Ширин Шафиевой, лауреата «Русской премии», автора романа «Сальса, Веретено и ноль по Гринвичу».Говорят, что того, кто уснет под инжиром, утащат черти.


Река Лажа

Повесть «Река Лажа» вошла в длинный список премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» (2015).


Мальчики

Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.


Малахитовая исповедь

Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.


Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 2

Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».