Его первая любовь - [9]

В тот день они были счастливы, прыгали от радости, обнимали друг друга, поспешили домой, опасаясь, что Андор оправится и пустится за ними вдогонку. У калитки своего дома Лили обняла Журку.

— Ты действительно герой, — сказала она и подмигнула ему. — Настоящий.

До сих пор Журка в герои не рвался. Он даже не дрался ни разу в жизни, но сейчас испытывал пьянящее чувство: да, он мужчина и к тому же герой. Правда, в драке навыков он не приобрел, ведь когда там, у стога, он бросился на Балинта, тот попросту сбил его с ног — но опыта он еще набраться успеет. А пока что можно удовлетвориться и храбростью.

Он жил через три дома от Лили и быстро добрался к себе. Первым делом кинулся в ванную, улыбнулся собственному героическому отражению в зеркале. Губы распухли, зубы шатались. Зубы настоящие, не молочные, и Журка сперва испугался; ну да что поделаешь, и так сойдет.

В школе эти раны и драка с ремесленником снискали ему огромный авторитет. Об этом знали все: о драке и о том, что победил Журка. Это были факты, но каждый сам по себе, отдельно. Младший Балинт действительно был ремесленником, и в драке они сцепились — это тоже было правдой, точнее, удар был всего один, да Журка и от этого свалился без чувств. Но об этом легко забыть, поскольку в конце концов он поквитался с обидчиком, Балинт тоже получил поделом.

Поначалу событие произвело фурор только в классе, а затем и в школе, куда заявился сам папаша Балинт. Журку вызвали к директору, объявили по репродуктору, чтобы он немедленно явился. В результате он отделался директорским замечанием, причем устным. Поначалу он почувствовал облегчение, решил дома не говорить, но в выговоре не было логики, так как замечание вписали в дневник — там красовалась отметка о сотрясении мозга у пострадавшего.

Облетев старшие классы, сенсация значительно притупилась. Ведь Андор лежал на земле, а руки его были позади, на тропинке, так что пинок в голову он схлопотал по сути безоружным. И все равно о Журкиной победе по-прежнему перешептывались у шкафчиков со сменной обувью, в скверике перед столовой, у спортивного снаряда из наполовину вкопанных в землю шин, у водостока над спортивным залом, то есть почти по всему двору. Журка по возможности замалчивал несущественные подробности.

Ему-то казалось, что все девчонки должны были пасть перед ним ниц, но восторги выражали главным образом мальчишки. Девчонки просто смеялись с ним, точнее, над ним, а иной раз насмешничали, проводя параллели с классической литературой: обзывали его Толди, героем, победителем волков, приводили цитаты из этой прославленной поэмы[1] («он терпел, покуда мог», «вздымается тяжелая ножища», — слышал Журка шепот у себя за спиной). Лили тоже надоело его благодарить гораздо быстрее, чем он надеялся, и восторгов с ее стороны он ожидал больше. Собственно говоря, она ни разу не рассказала в классе всё происшествие от начала до конца. Щекотливые подробности, конечно, опускала, более выигрышные расцвечивала яркими красками, а иногда выставляла случившееся с более выгодной позиции. И только постоянно улыбалась, когда эта тема возникала в классе. Правда, положение Журки в качестве вожака их школьной банды, неопределенное прежде, укрепилось. Вот уже несколько дней не возникал вопрос о том, что в неоконченное сражение с Новосельскими их отряд должен вести кто-то другой, но… Как известно, каждое чудо длится три дня. Журка пораскинул мозгами и пришел к выводу, что этот короткий период славы не тянет даже на директорское замечание.

Лили нравилась ему всё меньше. Никогда не прислушивалась к тому, что он говорит. А между тем Журка тщательно подытожил, и получалось, что он почти во всем лучше, чем Балаж. Шутки у него лучше, котелок варит что надо, и внешне он куда симпатичнее. У Балажа башка тупая, словно он нанюхался техноколора, рожа — что твоя сковорода, а вздумай подтрунить над ним — губошлеп губошлепом, растяпа. Впрочем, в последнее время подшучивать над ним никто не решается. Десять сантиметров — это вам не шутка. Балаж выше Журки именно на десять сантиметров. Есть разница и посерьезней. С прошлого года у него ноги стали обрастать волосом. А это — даже Журка вынужден был признать — фантастически круто. И вообще, весь вид у Балажа — мужественный, взрослый. С приходом весны, когда на уроках физкультуры они стали бегать в шортах, Балаж всем нос утер. Журка расстроился было, но потом нашел утешение. Он и в этом отношении был бы лучше, и Лили следовало бы это знать. Балаж в первом классе оставался на второй год, и лет ему чуть ли не пятнадцать! Когда Журке стукнет столько, он будет куда более рослым парнем, эти десять сантиметров он наберет запросто, и ноги у него будут волосатее — он обещает!

Журка и Лили обсуждали Балажа бесчисленное множество раз. Он для них был самым ненавистным. Новосельский придурок и недотепа. Ничего хорошего о нем не скажешь, да и с ним самим разговаривать не о чем. Лили тоже повторяла все эти суждения, если Журка бывал очень сердит, но произносила свои речи с демонстративной скукой. Журка, устав ее выслушивать, не давал себе труда отвечать. Лили всего лишь механически тараторит текст. Если у него возникают сомнения, он сам успокаивает себя. Нет причин для беспокойства, Лили точно так же ненавидит Балажа, как прежде. Однако у него сжимается сердце. Как же ему хотелось бы верить Лили!.. Ну ладно. Собственно говоря, он верит ей. Ведь все прежние аргументы действительны. Или нет? Балаж не сделался умнее: как был, так и остался дурашливый лопух. Но отчего же так сжимается сердце? Почему он, Журка, вынужден смотреть вдаль? Почему так нервничает, что готов оттолкнуть Лили?