Его опасные пасы - [4]

– Я бы не узнал, да он фонариком светил, когда замок отпирал. А она вроде в клубе работает кассиршей.

– Да иди ты, – не поверил Игорь, а сам про себя заколебался: а может, и так? И сладко, несбыточно кольнуло: он, Игорь, знаменитый футболист, ведет в темноте девушку и светит фонариком.

– Гад буду, – уверял Щучка.

– Ну и что, дети будут, – сказал, зевнув, Паша.

– Дети? – удивился Щучка. – Почему дети?

– Дети от этого бывают.

– Да брось ты, – Щучка был уверен, что над ним смеются. – От этого бывают дети?

Паша теперь вправду похохатывал:

– А ты и не знал? Спроси у Игоря.

– Правда, Игорь? – спросил Щучка неуверенно.

– А ты что думал? Все громко смеялись.

– Да бросьте вы, – произнес Щучка с сомнением и обидой в голосе, посидел немного и ушел растерянный, но не убежденный.

4

Кончалось лето. Небо еще сверкало насыщенной голубизной, но березы уже не купались в нем, не блаженствовали, а стояли, безрадостно опустив плети, как ученицы, не выучившие урока, – отбывали повинность. А в листве старой липы в разных местах разрозненно вспыхивала желтизна. И в пожухлой траве, в кустах все больше застревало опадающих постепенно листьев. Потом и остальные с шумом обильно повалили вниз, по ним было жалко ступать, перед входом в лес хотелось вытереть ноги.

Зарядили дожди, начиналась иная жизнь, по иным законам. Вот уже поутру щиплет ноздри дымок в школьном коридоре – после долгого перерыва затопили печи.

Игорь Алтынов, как в холодную речку, отважно бросался в учебу. Сперва вроде лезть страшновато, а попривыкнешь – идет в охотку, с удовольствием, – не докличешься. Его иногда вдруг раздражало, что уроки задают маленькими кусочками, еще в пятом классе он от нетерпения прочитал за несколько дней учебник географии – всю годовую программу, так что учительница потом то и дело ахала: «Откуда ты знаешь?»

Вот уже морозцем обожгло голую землю, и зима, спохватившись, подбросила снежку – прикрыться. Течет жизнь, размеренная школьными звонками. Светает поздно, первый урок при электричестве, а пришел домой, туда-сюда, и сумерки. Но стоит ли жаловаться? Время есть и для лыж, а зима синяя, хрустящая, обдающая снежной пылью, слепит глаза, прихватывает за нос. И березы, изукрашенные инеем, привычно нереальны в дневной синеве.

На девчонок он пока еще не обращал явного внимания, хотя слышал, как они говорили у него за спиной не всерьез, конечно, а чтобы слышал:

– А Игорек у нас симпатичный.

Хотя, может, отчасти и всерьез.

Он стал больше интересоваться своим отображением, щурил перед зеркалом зеленоватые глаза, – их цветом он втайне гордился, – старательно прикрывал светлым чубчиком несколько прыщиков на лбу, о которых мать сказала: «Возрастное!»

Однажды Игорь поздно задержался после уроков, уже стемнело, и когда он спустился по странно пустой лестнице в раздевалку, там висело всего несколько пальтишек. Перемахнув через барьер, он пошел между вешалками, в проходе на полу валялось чье-то пальто, он перешагнул и только стал снимать свое, как его схватили сзади за плечо.

Это был высокий парень, старше на класс.

– Зачем сбросил? – закричал он. – Лучше подними!

– Оно там и было, – ответил Игорь спокойно.

– Не поднимешь? Ну погоди, сейчас выйдем! – И он сам поднял пальто.

Мимо них по проходу промчался Толя Коляда, сорвал с крючка длинное черное пальто, набросил, как бурку, на плечи и пронесся обратно. Он хорошо играл в футбол, в защите, и был, пожалуй, самый здоровый парень в школе. У Игоря были с ним дружественные отношения.

Стоило дернуть его за руку или еще окликнуть вдогонку, а потом сказать возмущенно: «Толя, смотри, пристает какой-то…»

Но гордость не позволила, и Коляда умчался.

– Ну погоди, сейчас выйдем! – прошипел парень. Когда-то Игорь читал роман из старинной жизни.

И там было одно предложение, которое ему очень понравилось, и он его крепко запомнил: «Если видишь, что тебя хотят ударить, бей первым!»

– Вот сейчас выйдем!

Они были вдвоем в раздевалке. Игорь не стал ждать, пока они выйдут, а ударил парня в скулу. Удар получился не очень сильный, парень только мотнул головой и сказал:

– Ну сейчас выйдем, погоди!

Игорь дал ему еще раз. Так они и шли рядом по проходу, парень грозился, а Алтынов всякий раз отвечал ударом, одновременно ужасаясь того, что с ним будет на улице. Вместе они вышли на освещенное крыльцо и по разметенной дорожке, плечо к плечу, бодро направились к воротам. Там парень, что-то неразборчиво пробормотав, до смешного слабо толкнул Игоря в грудь, круто повернулся и зашагал в другую сторону. А тот сунул руки в карманы и с облегчением, но еще ожидая подвоха и на всякий случай оглядываясь, пустился к дому.

В горячке его правая рука не сразу обратила внимание на какую-то бумажку в кармане. Что это могло быть? Конфетная обертка или билет с оторванным контролем? Но только утром бумажки в кармане не было.

Он остановился под фонарем и разжал кулак. Это была записка. Сверху было выведено четко: «Игорю Алтынову». Сердце его застучало громко и резко. Он развернул и прочел: «Игорь! Я тебя люблю и уважаю. Валя Круглова».

Сперва он подумал, что его разыграли, но почерк был ее, ровный, с наклоном и нажимом, знакомый чуть не с первого класса. Дома он раз десять вынимал и тайно рассматривал записку. Он испытывал гордость, однако же все с большей примесью разочарования. Он снова представлял себе Валю, большую, спокойную медлительную, смотрящую на него долгим взглядом. Он и потом часто нравился таким вот крупным, вальяжным женщинам. Она была, пожалуй, ничего, может, даже красива, но все-таки при чем здесь он?