Его младшая сестра - [2]

Сидзуко. Могу. (Пододвигается к столу.)

Хиродзи (уступает ей место). Можно диктовать?

Сидзуко. Да.

Хиродзи. Это будет нечто вроде устного выступления.

Сидзуко. Понятно. Можешь начинать.

Хиродзи (встает). Только не смейся.

Сидзуко. Да разве я смеюсь?!

Хиродзи (как будто обращаясь к слушателям, но медленно, чтобы можно было записывать). Я слепой. Потерял зрение на войне. Возможно, вы скажете: благодари судьбу, что остался жив. И я действительно считаю это невероятной удачей. Но для меня потеря зрения – невосполнимая утрата. Написала?

Сидзуко. Да.

Хиродзи. Вы скажете: это и так понятно. Однако для меня это гораздо большая трагедия, чем можно предположить. Господа! Ведь я – художник! Вы вправе думать, что даже если бы я продолжал видеть, все равно не создал бы ничего серьезного. Слезы досады навертываются на глаза при мысли об этом. Написала?

Сидзуко. Да.

Хиродзи. Но я уже никогда не смогу доказать вам обратное. Что бы вы ни сказали, я должен все сносить молча. Написала?

Сидзуко. Да.

Хиродзи. Для вас моя слепота не имеет значения. Для всей Японии – и подавно. Да и вообще, погибни я на войне – вас бы это ничуть не огорчило. Написала?

Сидзуко. Да.

Хиродзи. Однако я вовсе не хочу сказать, что в вашем равнодушии есть что-то несправедливое. Сейчас я уже почти смирился со своей судьбой. Но это было не так-то просто. Написала?

Сидзуко. Да.

Хиродзи. Никогда больше не увидят свет мои глаза… Никогда не увижу ваши лица. Я – инвалид. Обуза. Весь мой мир – лишь то, к чему я могу прикоснуться, потрогать, понюхать, услышать. А мне так хочется все это еще и видеть! Все мои надежды и мечты распались в прах. Написала?

Сидзуко. Да.

Хиродзи. Я – художник. Я верил, что мои картины принесут мне счастье. Я и сейчас вижу во сне то, что хотел бы запечатлеть на полотне. Но я не могу этого сделать. Написала?

Сидзуко. Да.

Хиродзи. Перед самым призывом в армию я заканчивал портрет сестры во весь рост. Как-то за работой я сказал ей: «Вот увидишь, я добьюсь признания, непременно добьюсь! Судьба улыбнется нам. Дядя' будет рад, что я – художник, тетя тоже перестанет коситься… Мы не будем больше сидеть у них на шее. Удача придет! Я это чувствую, чувствую уже сейчас! Призрак победы маячит передо мной. Только еще чуть-чуть терпения!» Сестра верила мне. И не только сестра. Верили и мои друзья. Написала?

Сидзуко. Да.

Хиродзи. Я выставлял свои картины, и один уважаемый критик дал о них весьма лестный отзыв. И вот молодой художник, уже почти уверенный, что признание идет к нему, внезапно теряет на войне зрение. Разумеется, ничего удивительного в этом нет. (Пауза.) От судьбы не уйдешь – нелепо жаловаться на нее. Написала?

Сидзуко. Да.

Хиродзи. Я не хотел убивать и не хотел быть убитым. Я был против войны, которую начало государство. Но меня послали на фронт. Написала?

Сидзуко. Да.

Хиродзи. И я пошел воевать. Стрелял. Участвовал в расстреле несчастного вражеского лазутчика. Я мысленно просил у него прощения, молился за него и нарочно целился мимо, но спасти, избавить его от страха смерти не мог. Его лицо до сих пор стоит передо мной. Какая-то неведомая сила заставила меня действовать против собственной воли. Что это за сила – не знаю. Но я не мог ей сопротивляться. Может быть, потому, что сам боялся смерти… Неужели все дело в этом?…

Сидзуко. Не могу так быстро.

Входит служанка.

Служанка. Сидзуко-сан, вас просит к себе хозяйка. Сидзуко. Скажи, что я приду. Служанка. Слушаюсь. (Выходит.) Сидзуко. Сейчас вернусь! Хиродзи. Хорошо, ступай!

Сидзуко уходит. Хиродзи берет карандаш и пробует писать. В отчаянии стонет, ложится на спину.

Служанка (входя). К вам гость.

Хиродзи. Кто?

Служанка. Господин Нисидзима – он так себя назвал.

Хиродзи. Кто?! Нисидзима?! Скорее зови. Извинись, что не прибрано, и скажи Сидзуко, что пришел Нисидзима. Служанка. Слушаюсь.

Оставшись один, Хиродзи как будто молится про себя. Появляется Нисидзима в сопровождении служанки.

Служанка. Добро пожаловать. Садитесь, пожалуйста. (Предлагает подушку.) Нисидзима. Спасибо.

Служанка (к Хиродзи). Пожаловали… (Уходит.) Хиродзи. Как хорошо, что вы пришли. Спасибо! Нисидзима. Что вы! Не стоит благодарности.

Кланяются друг другу, некоторое время молчат.

Извините, что долго не отвечал, – я только вчера вернулся из поездки… Утром прочитал рукопись, сразу же хотел написать вам, но потом решил, что лучше сам зайду и обо всем поговорю. Вы живете совсем рядом.

Хиродзи. Большое спасибо!

Нисидзима. Я считаю, что повесть удалась. Другой не мог бы написать так. Разумеется, есть некоторые недостатки, но вы сумели вложить в произведение всю жизнь – наполнить его своею кровью и слезами. Я почувствовал это, еще когда смотрел ваши картины. И теперь отчетливо ощутил, что и те картины и рукопись написаны одним человеком. Поздравляю с удачей. Не подумайте, что я говорю это из жалости…

Хиродзи. Значит, получилось?

Нисидзима. Я считаю, что да. Нельзя сказать, что в тексте нет никаких шероховатостей, но страдания вашей души отчетливо проступают в каждой строке. Видно, вы многое пережили…

Хиродзи. Знаете, я даже был близок к самоубийству. Сам удивляюсь, что до сих пор жив. Все это благодаря сестре. Она так радовалась, когда я вернулся домой – пусть калекой, но живым! Да и потом она прощала мне страшные приступы раздражительности, гнева – у Сидзуко были все основания возненавидеть меня. Просто счастье, что у меня есть такая сестра – без нее я потерял бы последнюю опору в жизни.