Его глазами - [71]

9. Мудро, торжественно и совершенно правильно «Большая тройка» провозгласила своим убеждением, что «только при продолжающемся и растущем сотрудничестве и взаимопонимании между нашими тремя странами и между всеми миролюбивыми народами может быть реализован… прочный и длительный мир…»

Заслуживает внимания первое слово этой цитаты, а также слова «тремя странами».

Приводя в свидетели Гарри Гопкинса, я заявляю, что в Ялте единство между Черчиллем, Сталиным и Рузвельтом было более прочным и ощутимым, чем в Тегеране. Было очевидно также, какая роль на этой конференции принадлежала отцу. Когда фотографировали «Большую тройку», он не случайно сидел посередине. Он подчинил Черчилля своему влиянию еще больше, чем прежде. Сталин также прислушивался к советам отца и охотно соглашался с его предложениями.

В Ялте, пожалуй, даже в большей степени, чем на предыдущих конференциях, ощущалось, какая огромная, всеобъемлющая ответственность лежала на плечах этих трех людей. Разногласия существовали во всех инстанциях. Были разногласия даже внутри отдельных делегаций. Отец, например, не намеревался безоговорочно верить всем своим советникам. Но все эти разногласия отодвинулись на задний план перед лицом грандиозной задачи — установления надежного, прочного мира.

Следует упомянуть о некоторых характерных инцидентах.

Однажды, за обедом у Сталина, отец дипломатично, но вполне искренне похвалил советское шампанское; хозяин с гордостью ответил ему, что это шампанское производится на его родине — в Грузии. Сталин широко улыбнулся, когда отец сказал, что после войны, когда он уже не будет президентом, он хотел бы разбогатеть, выступая в роли комиссионера по продаже этого шампанского в Америке.

Советские делегаты также сделали удачный дипломатический ход, обратив внимание на то, что с приездом отца в Крыму наступила хорошая погода. Им была известна ходячая поговорка, и в беседе они употребили выражение «рузвельтовская погода».

На конференции произошел обмен подарками и наградами. Отец преподнес Черчиллю, Сталину, Идену и Молотову специально выгравированные медальоны. Кроме того, он подарил Сталину книгу «Цель — Германия», быть может в виде тонкого политического намека на роль, которую сыграли массированные бомбардировки союзниками стратегически важных районов Германии. Отец передал также маршалу для вручения восьми офицерам Красной Армии две медали «Заслуженного легиона» первой степени и шесть медалей «Заслуженного легиона» второй степени.

В воскресенье 11 февраля, когда американцы уезжали из Ливадии, советский персонал дворца снабдил их на дорогу большим количеством водки, вина нескольких русских марок, грузинского шампанского, которое похвалил отец, икры, масла, апельсинов и мандаринов.

Перед окончанием конференции Сталин снова подтвердил заверение, данное им в Тегеране: через шесть месяцев после победы над Германией Советский Союз объявит войну Японии; затем, после некоторого размышления, он сократил срок с шести месяцев до трех.

В дополнение к сказанному в официальном коммюнике «Большая тройка» договорилась, что в интересах безопасности СССР на Тихом океане он должен получить право на Курильские острова и на южную половину Сахалина. Впоследствии, когда в связи с этим соглашением отца и его партнеров начали критиковать за «тайные сделки», критики, очевидно умышленно, замалчивали то обстоятельство, что это соглашение и не могло быть обнародовано, поскольку Россия не участвовала тогда в войне против Японии. Неверно также, будто Курильские острова были «платой» за вступление России в войну против Японии; ведь Сталин добровольно сделал этот шаг еще в Тегеране, больше года назад, без всяких помыслов о «плате».

Отец прибыл из Ливадии в Севастополь в сумерках; это было, пожалуй, самым подходящим временем для осмотра мрачных развалин одного из сильнее всего пострадавших от войны городов. Кучи щебня; там и сям торчащие из развалин голые стены, похожие на щиты для объявлений. Отцу рассказали, что после отступления немцев в городе осталось всего шесть неразрушенных зданий.

Американская делегация провела ночь на военном вспомогательном судне «Катоктин», а наутро вылетела в далекий путь на аэродром Дезервуар в Египте, за тысячу миль от Крыма. Там их ожидал тяжелый крейсер «Куинси», на котором они прибыли из Ньюпорт-Ньюс. Там же они узнали, как мир воспринял результаты переговоров в Ялте. Даже Герберт Гувер вынужден был признать: «Это сильно обнадежит весь мир». Отец просмотрел несколько газетных статей, переданных ему по телеграфу, и затем послал Сталину приветственную радиограмму, которая заканчивалась словами: «Я уверен, что народы мира будут рассматривать достижения этого совещания… как действительную гарантию того, что наши три великие нации могут работать в мире так же хорошо, как и в войне».

Пока отец отдыхал на борту «Куинси», его посетили три важных гостя. Позднее Анна рассказывала мне, что отец был крайне утомлен напряженной работой последних двух недель, похудел и держался главным образом на нервах. И все же, несмотря на усталость, он охотно принял этих посетителей. Первым прибыл египетский король Фарук; они с отцом беседовали о длинноволокнистом египетском хлопке, который Америка закупала во время войны, о значении двусторонней торговли после войны, о тысячах американцев, которые, — с уверенностью заявил отец, — будут приезжать в качестве туристов в нильскую долину. В тот же день явился встреченный соответствующими почестями второй коронованный посетитель, император Эфиопии, темнокожий Хайле Селасие. Император оживленно беседовал с отцом о реформах, которые он начал осуществлять в своей стране, и с готовностью заявил, что разделяет надежду отца на установление более тесных отношений между США и Абиссинией после войны.