Его большой день - [67]

Но наметанный глаз солдат заметил движение среди конструкций моста. Один из них навел винтовку.

Тогда Хорват двумя прыжками перескочил через перила моста на бревенчатый настил и сделал попытку убежать за насыпь.

Он был уже в каких-нибудь двадцати метрах от укрытия, где его ожидали партизаны, когда раздался выстрел. Выстрел из-за реки… За насыпью он прозвучал, как резкий хлопок в ладоши.

Мнимый часовой, наблюдавший с края моста за Хорватом, исчез за насыпью.

Партизаны, забыв об опасности, подняли головы над насыпью. И увидели: Хорват лежит на мосту вниз лицом, одна рука под ним, другая откинута в сторону.

А из домика на другом берегу выбегают солдаты в серо-зеленой форме. Тревога! Тревога! Один выбежал в нижней рубахе, другой на бегу застегивает пуговицы на кителе.

Все дальнейшее разыгралось в один миг. Из-за насыпи выскочил мальчик. Сын Хорвата.

— Огонь! — заорал Никита и бросился за мальчиком. Он догнал его и потащил назад. А затем снова поспешил на мост и, пригибаясь у перил, подбежал к лежащему.

Партизаны открыли стрельбу. Надо задержать солдат, чтобы они не попали на мост и не смогли выстрелить вторично. Девять автоматов посылали на другую сторону раскаленный свинец.

Солдаты на берегу попятились. Один, неестественно дернувшись, упал на землю. Остальные стали искать укрытие, которое защитило бы их от выстрелов. Стрельба застала их врасплох и вызвала панику.

Тем временем Никита подбежал к Хорвату и с трудом потащил его к насыпи. Беспомощного человека всегда трудно тащить.

Наконец ему удалось оттащить Хорвата в безопасное место. Йожо бросился к отцу. Он весь дрожал.

— Отец!.. Папа!..

Он так боялся, что все это плохо кончится. И не ошибся.

Его душили слезы, но он даже не всхлипнул.

По знаку Никиты стрельба прекратилась.

— Вот погодите, мы им еще покажем! — тихо сказал он.

Мост уже был заминирован. Осталось лишь нажать кнопку. Пускай только выбегут на мост, пускай… Взлетят в воздух вместе с ним.

Так и случилось…

Солдаты на другом берегу постепенно стали отрываться от земли. Услышав, что стрельба не возобновляется, они побежали на мост. Подкованные сапоги тупо стучали по бревнам. Когда солдаты добежали почти до середины моста, Никита подмигнул Ганзелику.

Взрыв сразу же многократно повторило эхо. Все вокруг наполнилось грохотом.

Моста через Ваг, которым гордились сучанцы, уже не было. Он больше не служил фашистам. Только четыре серых столба торчали из воды, поглотившей искореженные остатки мощной железной конструкции.

А группа партизан быстрым шагом уходила по глубокому оврагу в лес. Четверо несли раненого. Углубившись в лес и почувствовав себя в безопасности, партизаны остановились и осмотрели рану. Рана была маленькая, на правой стороне груди.

— Несите осторожнее! — предупредил Никита.

Йожо шел сзади. Лишь теперь он осознал, как сильно любит отца.

«Хоть бы он не умер! — повторял он про себя. — Только бы не умер, что будет с мамой?!» На лице его отразились печаль и волнение, когда он понял, как близко и сам был от смерти.

Они двигались к Быстрой долине. На краю долины стояла небольшая охотничья хижина, забытая и полуразрушенная. Теперь она снова ожила. Сюда отряд переместился из-под Сухого Верха, чтобы быть поближе к врагу.

С востока доносился грохот орудий. Он звучал уже близко, намного ближе, чем гул «катюш».

В Быстрой долине с нетерпением ожидали группу Хорвата. Они слышали сильный взрыв и понимали, что задание выполнено. Но не ожидали, что Хорвата принесут на носилках…

Все сгрудились вокруг Вртиака.

— Скажи правду, будет отец жить? — спросил Йожо у доктора.

— Будет, отчего же ему не жить?.. Пуля задела легкое, а сердце в порядке, — объяснил Вртиак, накладывая белую повязку. — К счастью, легкое лишь задето немного. Не умрет, не бойся.

Йожо обрадовался уверенным словам Вртиака, но полностью им не доверял. А что, если он недостаточно в этом разбирается?

После перевязки Хорват спокойно уснул. Видимо, ему полегчало.

Мальчик не отходил от отца. Держал его сухую и горячую руку, смотрел на заросшее лицо, бледное, но спокойное.

— Йозеф!

Это был голос Никиты. Он встал за спиной мальчика, положив обе руки на его плечи. Йожо обернулся и посмотрел Никите в лицо. Вид у радиста был торжественный.

— Пороть тебя надо, — сказал Никита ласково. — Но ты молодец. Никогда бы не поверил, что ты сумеешь так быстро принять решение.

И Никита наклонился к мальчику и дважды поцеловал его в лоб.

Йожо еще долго чувствовал на лбу горячие губы и колючую бороду. И именно в эту минуту ему захотелось плакать. От счастья. Он долго не мог произнести ни слова.

Ночью почти весь отряд спустился к шоссе. Йожо остался с отцом. С волнением прислушивался он к непрерывному грохоту, доносившемуся сквозь деревянные стены. Свобода приближалась…

Потом у мальчика сомкнулись глаза. Во сне он увидел мать. Она гладила его по голове и говорила: «Сынок мой, мой герой». Лицо матери как-то по-особому светилось. Он еще никогда не видел ее такой красивой.

«Мамочка!»

А мать гладила его натруженной шершавой рукой по волосам, по лицу.

Тут Йожо проснулся и увидел, что не мама гладит его по голове, а Гром облизывает ему лицо своим теплым языком.