Эгипет. Том 1 - [350]

Его комната во дворце была подобна орлиному гнезду — отсюда он обозревал обширный диск земли и небосвод: тарелка с крышкой. Хотя и отлично знал, что земля и небо вовсе не похожи на тарелку и крышку.

А это что такое?

Взгляд императора притягивало восточное небо, где низко над горизонтом стягивался узел белых облаков.

Он вцепился в каменную балюстраду и пригляделся к восточным окраинам. Что там творится? Он вернулся в людный башенный покой, бормоча начал рыться в бумагах, часовых механизмах, перегонных кубах и ретортах, защитных перчатках, неограненных камнях, инструментах золотобойца, астролябиях и нотных станах; помощники трепетали перед ним.

Перспицил. Монахи освободили его из футляра. Недавно создан несравненным Корнелием Дреббелем.[704] Во Фландрии (также входящей в империю, хотя там этот факт отрицали) умелые шлифовальщики пытались с помощью обычных линз, трубок и зеркал добиться того же, что и Дреббель; иные готовы были отдать состояние за этот секрет, но император уже заплатил целое состояние и сам завладел тайной.

Рудольф поднес его к окну. Перспицил был длинный, как кулеврина, на медных боках выгравированы исторические сцены: Аргус стоокий, Нарцисс у пруда, Моисей, увидевший с вершины горы Землю Обетованную.

Помощник наладил окуляр, раскрыл бархатный полог над головой императора. Император склонился к апертуре.[705]

Там. В направлении Требоны, где стоит загородный дом Петра Вок Рожмберка,[706] человека могучего и гордого; там обитают англичанин Ди и шотландец Келли, его креатура. Император вертел окуляр, но не мог увидеть дома. Что они замышляют? Казалось, там поднимается летний пылевой дьявол,[707] куда как больше мелких бесов по сухим дорогам. Не так силен, чтобы достичь горы, но растет на глазах.

К вечеру небо на востоке затянули облака, и император почувствовал, как ветер касается его щеки.

В ту ночь в деревне, в далеких горах Богемии, некий парень впервые услышал зов — с деревенской улицы, из-под окна.

Он встал с кровати и обнаружил, что обрел новый облик — точно такой же, как у старика, который смотрел на него снизу. Подоконник — и одним прыжком он оказался на улице. Никто не видел, как он покидает дом, и он должен побеспокоиться о том, чтобы никто не увидел его возвращение. Вдвоем они направились вниз по улице.

В тот год он был почти еще мальчишкой; раньше ему не доводилось свершать этот путь, и он знал только то, что старик, бегущий подле, рассказал ему в темноте сарая при свете дня, когда выглядел не так, как теперь. Узнав, что мальчик таков же, как и он сам, что он преисполнен ужаса, отвращения и сомнений, старик взялся за его учение. Он объяснил мальчику, какой странной судьбе оба они подвластны и какой труд выпал им на долю, труд, который старик выполнял в дни поста и молитвы четырежды в год на протяжении многих лет; и он пообещал, что в следующий раз побежит рядом с мальчиком и укажет ему путь. Мальчик оглядел его: длинный язык свешивался из пыхтящей пасти, серой, как и щеки при свете дня; глаза желтые, но столь же влажные и мягкие, как обычно. В общем, до смешного похож на себя в дневном мире.

Улица и дома с закрытыми ставнями, мимо которых они пробегали, казалось, бледно светятся, словно в лучах холодного солнца, и все же его зрение было не столь остро, как в обычной яви: что вдали — неясно и бесформенно, листья и стены лишены даже того смутного намека на цвет, который дарит им луна; они серы, как надгробные камни, как звезды.

Но как же быстр ночной бег! Сердце отяжелело и стучало равнодушно, без усилия, как дюжий лесоруб; а земля летела назад под ногами. Он чуял зрелые колосья, примятые ночным ветром, протекающим через серебряные волчьи уши; он чувствовал великую гордость за мощные посевы, но полагал, что его заслуги в урожае нет; как он сам вспахивал и засеивал отцовские участки и молился о хорошем урожае, — все это забылось.

Ветер усиливался.

Он спрашивал старика: Почему мы не говорим людям, не объясняем, что делаем для них, как охраняем; ведь тогда бы нас любили, а сейчас ненавидят. Старик усмехнулся, а теперь, пролетая над бесцветной землей, мальчик узнал ответ: кровавым сердцем своим узнал, что он — существо яростное и жестокое, из тех, кто убивает без сожаления, — подобно свирепым рыцарям, защитникам своей земли, добрым людям, которых мудрецы обходят стороной. Он почти засмеялся этим мыслям.

Они обходили с подветренной стороны дальние фермы, хлева и собак; время набега еще не пришло. Вскоре они покинули знакомую землю, границы своего прихода; здешние поля и дороги были мальчику неизвестны. Судя по луне, двигались они на северо-запад, в лесистый край. Ночь проходила, и все же казалось, что она висит недвижимо в сером небе, звезды не вращаются, луна не заходит.

Теперь на своем пути они были не одни. Он ощутил их появление прежде, чем увидел первого — далекую темную фигуру, бредущую по невспаханному полю, близ опушки; мальчик знал, что тот, темный, похож на него самого, хотя прежде не знал, что может это учуять. Исчез. И снова на их пути, приближается.

Другой появился внезапно: вдруг совсем рядом возник огромный рыжий зверь, заставивший мальчишескую душу съежиться и кинуться к защитнику, — но защитник был столь же ужасен, как рыжая, как сам мальчик: и восторг охватил новичка.