Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э. - [107]

Жители Александрии с одобрением наблюдали за тем, как Антоний вел себя в первые дни по прибытии в Александрию. Оказавшись в Мусейоне, он выбирал себе самое скромное место и внимательно вслушивался в споры между учителями и учениками. Говорил он только тогда, когда хотел кого-то похвалить, а не сделать замечание, как некогда поступал Цезарь. Но на самом деле науки его совершенно не интересовали – Антоний делал вид, будто внимательно слушает ученых мужей, чтобы доставить удовольствие своей любовнице. Скромность Антония вызывала на устах Клеопатры улыбку и, возможно, заставляла ее испытывать к нему еще бо́льшую симпатию.

Несмотря на это, царица стала придумывать для своего возлюбленного, привыкшего получать от жизни удовольствие, всевозможные развлечения. Она устраивала выезды на природу и всевозможные путешествия или, позабыв о своем царском достоинстве, отправлялась вместе с Антонием к озеру Мареотис или в Каноп, где они принимали участие в празднествах, скрашивавших жизнь александрийцев. В Каноп они добирались на лодке. На середине пути Антоний и Клеопатра останавливались, чтобы посмотреть на проходившую мимо них толпу. Подобная прогулка не могла не доставить удовольствие людям, имевшим деньги и свободное время. Мимо шествовали мальчики и девочки, певшие и танцевавшие под звуки флейт, а их родители ели и пили до тех пор, пока их желудки не начинали молить о пощаде.

Затем Клеопатра вела своего спутника в Зефирий, расположенный в верхней точке мыса. Там, у самого моря, стояло святилище, построенное флотоводцем Каллимахом за два столетия до этого в честь второй Арсинои, сестры и жены Птолемея Филадельфа, отождествленной с греческой богиней Афродитой. Храм пользовался большой популярностью среди александрийских женщин – молодые девушки по меньшей мере раз в год отправлялись в путь, чтобы посетить его. Многие из них оставляли на алтаре Арсинои различные подношения. Одна впечатлительная девушка по имени Селена оставила там наутилуса[83], и этот дар был воспет Каллимахом:

Я – обомшелый моллюск, Зеферита, в святилище новом,

Первый Селены дар в храм, о Киприда, тебе.

Плыл я в волнах, ракушка, и ветер соленый далеко

Путь мне держать помогал, в кожицу-парус толкал.

Оттуда пара отправлялась к величественному храму Сераписа, отождествленного греками с богом целительства Асклепием. Судя по сохранившимся до нашего времени надписям, считалось, что, проведя в нем ночь, человек исцелялся от всех болезней. Наиболее щедрые «пациенты» оставляли в храме подношения в знак благодарности божеству. Так поступила и Каллистион, дочь Клития, подарив храму «двадцатифитильный светильник», также удостоившийся упоминания в сочинении Каллимаха. Обращаясь к тем, кто посетит храм в будущем, поэт написал:

Ты ж невольно воскликнешь,

Видя сиянье мое: «Геспер, когда ты упал?»

В другие дни Клеопатра устраивала поездку к озеру Мареотис, на живописном берегу которого, окаймленном зарослями папируса и нежными кувшинками с чашевидными листьями, царица устраивала пикники. Гости высаживались на одном из многочисленных островов, возвышавшихся над поверхностью озера, где они могли болтать часами, или заводили лодку в прибрежные заросли и дремали там до тех пор, пока солнце не начинало клониться к закату, предупреждая их о том, что пора выбираться на берег.

Затем Клеопатра повелевала возвращаться во дворец, а слегка пьяный Антоний вскакивал на ноги, требовал принести ему носилки и приказывал рабам доставить его на «веселую улицу» – в пользовавшуюся дурной славой часть города, где во множестве встречались харчевни, питейные заведения и бордели. За ним следовали другие гости, с которыми он пил до наступления следующего дня. Подобные вечеринки оказывались очень шумными: хозяева и гости в один голос проклинали слуг и поваров и нещадно колотили несчастных прислуживавших им рабов.

Глава 15 Клеопатра (продолжение)

Трудно поверить, что Клеопатра участвовала в этих ночных пиршествах. Во-первых, у нее были дети от Антония, во-вторых, они не забавляли ее. Разгульная жизнь никогда не была главным пороком этой женщины, имевшей (как проклятие или как благословение) мужское честолюбие. Антонию Александрия казалась маленьким раем. Он чувствовал себя богом, и его соратники поощряли эту веру, воздвигая статуи в его честь. Некий Афродитий, гордо называвший себя «пара-ситом» («нахлебником»), посвятил подобный памятник «Антонию Великому, неподражаемому, своему богу и благодетелю». Только новость о том, что парфянская армия во главе с Лабиеном, римским отступником, продвинулась в Сирию, вынудила его покинуть этот приятный город.

Ситуация оказалась более опасной, чем полагал Антоний: на подходе к Тиру он узнал, что Лабиен приближается к побережью, и торопливо отплыл в Эфес. Там его ждали письма, содержавшие неприятные известия. Его брат Люций, оставшийся в Италии и подстрекаемый Фульвией, бросил вызов Октавиану, потерпел неудачу и вынужден был сдаться. Это уже было плохо: еще хуже оказались новости о том, что Фульвия, спасаясь вместе с их с Антонием общими детьми от гнева Октавиана, прибыла в Афины, где ожидала того, что он присоединится к ней.