Эфффект линзы - [11]
Над школой звучали такие странные и пугающие прощальные речи, на древке флага развевалась на ветру черная ленточка. Прикосновение смерти к месту, где всегда бурлила жизнь, знания, планы на будущее, заставляло всем телом чувствовать тяжесть и внутренний трепет. Но когда где-то, будто бы вдали, раздался звонок, я понял, что ничего более страшного за свою жизнь не слышал. Это был последний звонок для человека, который никогда не окончит школу. Действительно последний. Толпа всколыхнулась, казалось, вместе с ней вздрогнуло само здание, и в этот миг я заметил, как далеко, почти на самом краю двора, от недвижимой людской массы вдруг отделился и спешно бросился прочь темный силуэт.
Едва в воздухе растаяло эхо звонка, классной руководительнице 11-А, Светлане Борисовне, стало плохо. Люди начали хаотично перемещаться, все смешалось, завертелось, но пронзительный жуткий звук по-прежнему звучал в моей голове и догонял везде, куда бы я ни ступил. Некоторые двинулись ближе к рыдающим матери и отцу Лехи. Школьники толкались и тихо ругались, наступая друг другу на ноги. Родители одноклассников Литвиненко спешили к Светлане Борисовне, слышался плач, всхлипывания, утешительные слова… Однако мое внимание прочно приковала та смутно знакомая тень, что уверенно продвигалась между людьми прочь от овеянной трауром школы. Я, с раздражением пробираясь сквозь толпу зевак, бросился следом, сам толком не понимая, что и зачем делаю, и гнался за ним около трехсот метров. Лишь когда человек остановился в месте для курения за западным крылом и скинул капюшон, я понял, кто это.
Высокий темноволосый парень, вечно молчаливый и флегматичный. Таким я его запомнил, всего несколько раз увидев в школе. Как же его зовут… а-а-а, кажется, Витя… Витя Сдобников. Точно.
Он закрыл лицо руками и присел на каменном порожке. Его пальцы слегка подрагивали, хотя сам он казался, как обычно, не слишком эмоциональным. Я приблизился и поравнялся с ним, чтобы не испугать. Сдобников на секунду замер и смерил меня удивленным взглядом.
— Что?
Хороший вопрос. Я достал сигарету, прикурил и, наконец, принялся за исполнение своего жгучего желания.
— Ничего. Холодно сегодня.
Он глянул на меня, как на сумасшедшего, брезгливо прищурился, но все же кивнул.
— Вы психолог новый?
— Да. Не такой уж и новый, конечно, — я присел рядом с ним. — Но тебя ни разу на беседе не видел.
Он хмыкнул.
— Я на них не хожу. Сам себе псих.
— Люблю, когда меня так называют, — я изобразил нечто похожее на улыбку. — Ты куришь?
Он отрицательно помотал головой.
— Ну, хоть кто-то будет здоровым в этой школе. Молодец. Ты не против, если я?..
— Нет. Я, вообще-то, хотел побыть один… Понятно?
Витя отвернулся. Я почувствовал себя неловко, размышляя, почему вообще очутился тут вместо того, чтобы утешать убитых горем родителей и друзей Литвиненко. Нет, что-то в Сдобникове и том, как быстро он бежал со двора от того жуткого звонка, было неправильным, но пока я не мог понять, что именно.
— Ты тоже боишься похорон?
Он помолчал, но потом все-таки ответил:
— Не боюсь. Просто… — быстро шмыгнул носом. — Не хочу там находиться… противно это…
Я повернул голову и озадаченно нахмурился.
— То есть?
— А то и есть. Любили они его все, как же…
— Ну, на самом деле, там много людей, которым он действительно был дорог.
— Ага, — Витя зло усмехнулся. — Задроты наши его любили. И Ольшанская тоже. И все, сука, стоят такие печальные! И плачут вроде… Да завтра же они вздохнут с облегчением и забудут о нем.
Его руки все так же дрожали, на лице, несмотря на промозглый холод, появилась испарина. Я осторожно наблюдал за ним краем глаза, стараясь не спугнуть излишним вниманием. Несмотря на явный гнев, Сдобников еще и боялся, видимо, того, что я, как психолог, увижу в нем что-то лишнее. Меня поразил этот постоянный контроль собственных эмоций.
— Ты дружил с Лехой?
Витя сжал губы и нахмурился, но, догадавшись, что я не собираюсь отступать, все же произнес:
— С первого класса. Мы и сидели всегда вместе… Правда, в последнее время почти не общались. Сложилось так… Хотя у него не так много друзей, как кажется…
Я кивнул, вздыхая. Меня по-прежнему интересовал один вопрос, ответ на который я пока не нашел. Сдобников молчал, хотя я чувствовал, что ему хотелось что-то мне рассказать.
— Мне очень жаль. Но, думаю, ты немного несправедлив по отношению к другим.
Он взглянул на меня через плечо и вновь отвернулся.
— Особенно к Ольшанской!
Вот оно! У меня с первого мгновения сложилось впечатление, что он думает сейчас вовсе не о Лехе. И уж тем более, не о Феськове и Ко. Витя шумно втянул воздух, на челюстях играли желваки. Если его немного подзадорить, он расскажет, что на самом деле думает о Вике.
— А что Ольшанская? — невинно возразил я. — По-моему, она переживает вполне искренне.
— Угу, — улыбка Вити скорее походила на волчий оскал. — Исхудала прямо, бедолага…
Я потушил сигарету и внимательно посмотрел ему в лицо. Сдобников вздрогнул, но взгляда не отвел.
— У них был какой-то конфликт?
— Она — его бывшая. Остального не знаю, если вас сильно интересуют сплетни, то лучше спросить у Рыбаковой.
Первокурсница Вика Ольшанская вновь сталкивается с криминалом: на этот раз на ее пути, похоже, стоит настоящий маньяк. Кроме того, отношения Вики с женихом Кириллом и новой загадочной подругой Алисой становятся все более запутанными, и она уже не в силах разобрать, где друг, а где враг. Продолжение Эффекта линзы.
Я бежала так далеко: от прошлого, от самой себя, от мужа. Бежала, потому что не умею бороться, не умею быть сильной. Теперь я – другой человек, с чужим именем и чужой историей, но мое личное прошлое, что я пытаюсь забыть и от которого хочу надежно спрятаться, нашло меня даже здесь, вдали от дома. Придется учиться быть сильной, ведь защитить меня некому. Или есть? Содержит нецензурную брань.
Рождение близнецов – счастье! Ну, это как посмотреть… Два голодных рта семейный бюджет не выдержит. Бабушка сказала решать вопрос радикально: один младенец остается, второго сдаем в детдом. И кому из детей повезло больше? Увы, не девочке, оставшейся под материнской грудью. Бабуля – ведьма, папа – бандит, мама – затравленное безропотное существо. Как жить, если ты никому не нужна? И вдруг нежданный подарок – брат, родная душа, половинка сердца. Теперь все наладится, вместе с любой бедой справиться можно! Разберемся, кто подбрасывает оскорбительные, грязные письма, натравливает цепных собак, преследует, пугает по ночам и… убивает.
Джемма. Впервые я увидела Калеба, когда мне было двенадцать. Во мне тут же вспыхнула детская влюбленность, которая с годами переросла в юношескую. «Разве может детская любовь длиться несколько лет?» – спросите вы. «Может!» – с уверенностью отвечу я и докажу вам это своим примером. Калеб. Я не должен был влюбляться в младшую сестренку своего лучшего друга. Она была под запретом. Господи, да она была ребенком, когда я впервые ее встретил! Но девочка выросла и превратилась в прекрасную девушку, занявшую все мои мысли и сны.
Фрида получает необычное наследство после кончины бабули — должность ректора в Академии ведьм и колдунов. Когда-то Фрида была грозой академии и устраивала неприятности всем, кто окажется в радиусе поражения. Она и сама бы рада избавиться от наследства, да нельзя. Откажется — навсегда лишится магии. А в Академии сущее веселье. Педагог по зельям — первая любовь, колдун, который вытер о Фриду ноги. Попечитель и главный ревизор — бывший муж. А красавчик заместитель явно мечтает о должности Фриды и сделает всё, чтобы сжить нового ректора со свету.
Ольга Арнольд — современная российская писательница, психолог. Ее книга рассказывает о наполненном приключениями лете в дельфинарии на берегу Черного моря. Опасности, страстная любовь и верная дружба… Все было в тот год для работавших в дельфинарии особенным.
Его ледяные глаза пленили моё сердце. А один танец переплел наши судьбы. Бал дебютантов должен был стать для меня дорогой к признанию, а стал тернистой и опасной тропинкой к мужчине, в чьих глазах лёд сменяется пламенем. Но как пройти этот путь, сохранить любовь и не потерять себя, когда между нами преграды длиною в жизнь?