Эффективная бабочка Повесть - [34]

Не родился и не умер мой Мишенька.

Не было меня с моих двенадцати лет, а, значит, не было ничего того, что сделало меня тем гадким существом. Я могу начать жизнь с чистого листа, меня просто не существует пока что, я рожаю сама себя заново, просто сразу взрослой.

Так каково мне теперь — без груза прошлого? Хотя ведь я всё помню, помню, что случилось, но в результате не случилось! Что же тогда я помню? Несуществующее былое. Былое небылое. Его нет. Я ничего не натворила, из-за меня никто другой не погиб, я сама не стала дерьмом. А кто же я теперь? Ведь любой человек состоит из своего прошлого, из тех событий, что его формировали. А если события отменены? А если прошлое изменилось? Изменилась ли я? И могла ли измениться я, которая пережила всё то, что вроде бы сама же изменила, отменив?

А разве я ничего не натворила? Разве никто не погиб? А 12-летняя Таша? Ведь я убила её, значит, я все-таки убийца. Я преодолела тот барьер, который есть у каждого нормального человека и отделяет его от нелюдя. Я смогла убить живую девочку. Не в схватке за жизнь, не защищая своё жалкое существование, а спокойно и обстоятельно подготовившись к убийству. Так ведь это же была я сама, только в прошлом! Но ведь Веня говорил мне, что нас будет двое — два сердца, два мозга. Значит, в эти полчаса были две жизни, а потом осталась одна. Потому что другую я убила. Смогу ли я жить с этим? Боюсь, что смогу. Ведь в принципе я не изменилась как личность. Как была дрянью, так ею и осталась. Тогда почему меня мучают эти вопросы?

Пока не могу разобраться во всём однозначно, если говорить о логике событий. Но, безусловно, чувствую лёгкость, будто после сброшенного со спины груза. Что же получается? Груз — это то, что мы совершили, и про это всем известно? А если никто не знает, то груза нет? Или у меня просто нет совести, а совесть — это по-любому груз, вне зависимости от того, знает ли о твоих пороках кто-то или только ты сам наедине с собой прекрасно осознаёшь, какое ты дерьмо?

Может, и так. Но ведь я ОТМЕНИЛА своё прошлое. То, что я помню, можно теперь считать сном, безумными фантазиями, галлюцинацией, потому что этого нет. И не было. И уже не будет.

Да, мне стало легче. Хотя бы из-за Ленки. Хотя бы… Меня перестало тошнить от воспоминаний про всё это. Лизонька? Я отказалась от неё. Сама, своими руками подписав мерзкие бумаги, я выбросила родного ребёнка, как помеху, как неудачное приобретение, подарила, отвергла. Пусть лучше её не будет. Хорошо, что её нет. Не было тех серьёзных глазок, глядящих прямо на меня, не было тех пальчиков, сжимавших мой мизинец. Не было — и всё!

Нынешняя я чиста. Ни трупов за мной, ни выброшенных детей. Смерть маленькой Таши? Так ведь это же я сама. Невозможно обвинить человека в убийстве самого себя. Такое называется суицидом. А суицидники неподсудны никакому суду. В бога я не верю. Да и Всевышний обалдел бы от такой задачки!

В общем, можно и нужно начинать новую жизнь, но для этого придётся сильно испортить настроение мамочке и папуле.

СИЮ МИНУТУ

Я стою перед дверью квартиры моих родителей, весьма приблизительно представляя, что меня там ждёт, хотя чётко обдумала каждое своё слово, каждый свой жест на всякий случай, вернее, на все случаи. И всё равно меня потряхивает не только от волнения, но и от любопытства. В кармане кожаной куртки я крепко сжимаю рукоятку пистолета. Кепка надвинута на самые брови, а тёмный шарф поднят до кончика носа. Хотя в этой конспирации нет особой необходимости, но ко всему я добавила ещё тёмные очки, а волосы полностью убрала под кепку.

Узнать меня никто не сможет всё равно. Никак. Это невозможно…

Благодаря интернету я знаю, что коммерческие дела у моего отца блестящие. Всё же им приходилось тратить на меня немалые деньги, теперь я вижу, как удачно пришлась им моя безвременная кончина: отец выбился почти что в олигархи. А если учесть, что он всегда любил прятать денежки на разных офшорных счетах, то, думаю, не магнат он лишь по природной своей скромности, ха-ха. Мы же рабочая косточка, из простых, мы — скромняги, советские люди! После моей смерти, когда перестройка с ускорением дали зелёный свет открытой коммерции и возможность приближённым к главному корыту грести всеми клешнями, родители архиудачно вложились в кучу недвижимости, и даже осталось на кусочек нефтяных объедков с барского стола. Вспомнить, сколько им пришлось вкладывать в меня — в учёбу, в одежду, в девичьи развлекухи, в получение аттестата без экзаменов (представляю, каких тогдашних тыщ это стоило!), в лечение-лечение-лечение, опять обучение и взятки администрации института, чтобы меня не отчислили, потом квартира и постоянная материальная помощь вплоть до моего замужества, то становится понятно, сколь немалый кусок («освободившиеся» деньги были вместе с другими удачно вложены и превратились из тыщ в мильоны) я «сожрала» у них тем, что жила. Что была жива. Нет, не так! Всё время путаюсь во временах и реальностях: какой кусок я сожрала бы у них, если бы оставалась живой. В общем, я сделала им нехилый подарок, теперь им есть, чем поделиться со мной. И мне не должно быть стыдно: я всё же немножечко жива, и они мне должны.