Эффект Рози - [57]

Мать немедленно впала в истерику. Я должен был сказать ей раньше, конечно, это важно, господи ты боже мой, мы же разговариваем каждое воскресенье по расписанию, твоя тетя будет вне себя, надеюсь, Рози чувствует себя хорошо, пусть это будет девочка, я не это имела в виду, просто вырвалось, я думала о Рози, с девочками легче, знал бы ты, что тебя ждет, и это поразительно, что врачи умеют делать в наше время. Масса вопросов и наблюдений заняли дополнительные восемь минут из того времени, которое я запланировал на обсуждение с отцом. Я знаю, что слезы не всегда означают печаль, и, хотя мать была в силу понятных причин разочарована тем, что мы находимся в Нью-Йорке, а не в Мельбурне или Шеппартоне, мне показалось, что она довольна происходящим.

На протяжении двух недель я изучал «Руководство по акушерству и гинекологии» Дьюхерста (восьмое издание), просматривал видеоматериалы в интернете и пришел к выводу, что почерпнутые таким образом знания нуждаются в подкреплении практическим опытом. Это как с пособиями по карате – до кого-то момента полезно, но для подготовки к реальному бою явно недостаточно. К счастью, будучи сотрудником медицинского факультета, я пользовался правом доступа в клиники и больницы.

Я договорился встретиться с Дэвидом Боренштейном в его кабинете.

– Я хотел бы принять роды, – сообщил я ему.

Выражение его лица понять было непросто, но слово «энтузиазм» для описания точно не годилось.

– Дон, когда я брал тебя на работу, я ожидал, что ты будешь обращаться ко мне со странными просьбами. Поэтому я не стану перечислять все практические и юридические соображения, по которым ты не можешь принимать роды. Давай лучше ты мне расскажешь, зачем тебе это надо.

Я заговорил о необходимости быть готовым к чрезвычайной ситуации, но декан факультета рассмеялся и прервал меня:

– Вот что я тебе скажу. Шансы на то, что ты без посторонней помощи будешь принимать роды на Манхэттене, несколько ниже, чем вероятность того, что тебе придется проделать квалифицированную работу по воспитанию ребенка, когда он появится на свет. Она составляет сто процентов. Согласен?

– Конечно. Еще у меня есть отдельный подпроект…

– Не сомневаюсь. И ты сейчас навел меня на одну мысль. Как дела у Инге? Сколько она уже с тобой работает?

– Одиннадцать недель и два дня.

Инге приступила к работе в день Происшествия на детской площадке, результатом которого стала моя вторая встреча с Лидией, дебют Сони на актерском поприще и мое обязательство посещать занятия для мужчин, склонных к насилию. День, когда в моей жизни появились секреты.

– Так как у нее дела?

– Она очень компетентный работник. Серьезно изменила мое скептическое отношение к младшим научным сотрудникам.

– Тогда, возможно, пришло время заняться чем-то новым.

– Еще один проект по генетике?

– Не вполне. Я тебя взял на факультет не потому, что ты специалист по мышиной печени или даже эксперт в области генетики. А потому, что ты ученый и я знаю, что ничего, кроме науки, тебя не заботит.

– Само собой.

– Нет, не само собой. Девяносто процентов ученых ставят перед собой совсем другие задачи: либо доказать то, во что они уже верят, либо добиться финансирования, либо сделать себе имя за счет публикаций. И эти люди – не исключение.

– Какие люди?

– Те, с которыми я хочу, чтобы ты поработал. Они изучают гормоны привязанности и типы синхронного влияния отцов и матерей.

– Мои знания в этой области равняются нулю. Я не понял даже названия работы.

Мне было знакомо только слово «привязанность», и я помнил совет Джина держаться подальше от таких вещей, но решил выслушать Дэвида.

– Это не проблема. Главный вопрос вот в чем: полезно ли для ребенка наличие родителей обоих полов – в противоположность ситуации с одним родителем или с родителями одного пола? Что ты по этому поводу думаешь, Дон?

– Я ничего об этом не знаю. Как я могу высказывать какое-то мнение?

– Вот потому я и хочу, чтобы ты участвовал в этом проекте от нашего факультета. Чтобы быть уверенным, что организация исследований и любые их результаты будут так же свободны от предрассудков, как ты сам.

Тут Дэвид улыбнулся.

– К тому же у тебя появится возможность встретиться с маленькими детьми.

Декан даже не стал договариваться о встрече. Мы немедленно отправились в Институт изучения проблем привязанности и детского развития (Нью-Йорк), расположенный в четырех кварталах, где нас встретили три женщины.

– Брайони, Бригитт, Белинда. Познакомьтесь с профессором Доном Тиллманом.

– Команда Б, – слегка пошутил я.

Никто не рассмеялся. Это воодушевляло, поскольку указывало на то, что эти женщины не склонны к шаблонному мышлению. Про себя я окрестил их Б1, Б2 и Б3. Меня подключили к проекту, чтобы обеспечить объективность результатов, поэтому следовало избегать формирования личных отношений с другими исследователями.

– Дон работает у меня, – сообщил Боренштейн. – Он правоверный католик и страстный приверженец правого крыла Республиканской партии.

– Надеюсь, вы шутите, – сказала Б1. – Этому проекту уже хватило…

– Я шучу. Но это не должно иметь значения. Как я уже сказал, Дон работает у меня. Его взгляды не повлияют на его научные суждения.