«Вон ягодка», — вскричала Лапка и из лесу выскочила. А Ушко стоит — не решается. Вдруг вспомнился ему Ворон, который хрипло кричал им в след:
«Куда бежите, малыши, будет беда! Идет беда!»
Знал Ушко, что ворон стар и уже давно порос мхом. Никто ворону не верил, он вечно говорил кажущиеся другим глупыми вещи. Но страшно стало вдруг зайчонку.
А Лапка уже во всю кушает сочные, набухшие ягодки и хихикает над трусоватостью брата. Ушко не выдержал, побежал следом, но тут увидел на опушке еще одного зайчонка.
«Эй!» — крикнул он, приближаясь, и разглядел, что ушко у того тоже черное. Замер зайчонок, а Лапка как закричит:
«Беда, братец! Беда!»
Спикировал с неба ястреб, ухватил Ушко поперек тельца, поднял его влет и унес кормить своих птенцов. Заплакала Лапка, а незнакомый зайчик с черным ушком прыг-прыг и скрылся в лесу. Как думаешь, внучка, что это, когда из двух одинаковых беда одного выбирает?
— Это судьба, бабуль!
— Нет, внучка, это правильно завороженное зеркало.
Тут Павел не выдержал, встал, выдернул из-под зашипевшего кота свой простреленный пулей портсигар и заглянул на кухню.
Здесь и вовсе все было обшарпано до безобразия; на побеленном много лет назад потолке расплывались желтые разводы от старых потопов. Мебель разваливалась от старости, двери шкафчиков перекосило, углы были обколоты. За столом сидела старуха, держа на коленях белоснежную ангорскую кошку с голубыми глазами. Кошка громко мурлыкала, втыкая в хлопчатобумажные колготки бабки длинные тонкие когти. Задранный высоко хвост щекотал хозяйке подбородок.
— А где внучка? — нервно спросил Павел, неловко заходя в кухню.
— Какая внучка? — сварливо переспросила старуха, неодобрительно глядя на гостя.
— Та, с которой ты разговаривала!
Павел на всякий случай выглянул в коридор, но там никого не было; зашел в ванную, туалет, оглядел облупившиеся стены и проржавевшую до дыр сантехнику.
Странное волнение охватило юношу, непонятный страх накатил и Павел облокотился о дверь, тяжело задышав.
— Тебя вроде не по голове стукнули, нехристь, — донеслось с кухни. — Нет тут никого, кроме тебя, меня и моих кошечек славных.
Павел судорожно вздохнул и бросился к выходу. На тумбочке у входа лежала разделочная доска, подсохшие ошметки мяса и длинный узкий кухонный нож — видимо старуха здесь нарезала кошкам еду. Павел торопливо натянул кроссовки, замешкался на мгновение, а потом, приняв решение, схватил нож и сунул его в карман. Он ровным счетом не понимал, что происходит. Аспирант Павел Кранц по всем законам его жизни должен был вернуться домой, пужинать, взгромоздиться на кресло с ногами и, включив радио, послушать новости (после дня перед микроскопом он предпочитал не смотреть телевизор). А потом уснуть. Вместо этого, трудно представить, он получил пулю в грудь и очнулся неизвестно где у сумасшедшей старухи!
Не оглядываясь, Павел вылетел на лестничную площадку, оставив за собой провонявшую кошачьими испражнениями квартиру, ссыпался по лестнице, топоча как столетний слон. Вывалившись на улицу, юноша повис на дверной ручке, судорожно глотая влажный ночной воздух.
Надо матери позвонить, — мелькнуло в голове. — Сейчас только, уйду подальше.
Павел с облегчением вздохнул, взглянув с надеждой на небо, и, пугливо оглядываясь, пошел вдоль дома, ища табличку. Узнать бы, что за улица. Он должен быть где-то рядом с парком, эта полоумная карга сто лет отроду не могла уволочь его слишком далеко. Это чересчур для старческих костей. Совершенно непонятно, как она ухитрилась втащить его на четвертый этаж своей затхлой пятиэтажки.
Номер на углу дома когда-то был, но сейчас стекло оказалось расколотым и пустым. Павел снова начал нервничать. На улице не было ни единого прохожего, видимо, самый глухой час ночи. Он принялся ощупывать куртку, но сотового телефона не нашел. И пакет с документами и деньгами тоже остался у старухи. Вот оно что, обворовала, стерва!
Но обратно сейчас Павел не пойдет. Никуда эта старуха не денется. Завтра, то есть сегодня, как только рассветет, он вызовет милицию, и они обыщут все вещи старухи. И наверняка найдут все, чего он лишился. Не сможет старуха сбыть все это за ночь!
Свернув в показавшуюся смутно знакомой подворотню, Павел вошел было во двор, но понял, что ошибся. Он не знал этих мест. Где-то в глубине двора громко ругались мужики — похоже, там вот-вот была готова разгореться драка. Ну, во всяком случае, ничего сверхъестественного, в Москве как обычно неспокойно. И ничего удивительного нет в том, что его чуть не застрелили. Всякое бывает. Возможно, именно стрелявший ограбил его, мало ли сумасшедших в этом мире? А старуха вовсе ничего не крала, просто помогла ему… если так, надо не забыть место и обязательно наведаться, отблагодарить ее.
Павел развернулся, намериваясь выйти из двора, и чуть не уткнулся в грудь человеку, подошедшему к нему со спины вплотную. Подошедшему совершенно бесшумно.
Сердце екнуло и истерично зашлось, в кровь выбросилась львиная доля адреналина. Было темно, и Павел не мог разглядеть лица незнакомца, на голове которого была к тому же старомодная шляпа.
— Павел Кранц, это вы?!
