Эффект «домино» - [38]

Ловчила приостановил свою плавную речь и вдруг на эмоциональном подъеме, на грани крика, стукнул себя в грудь:

— Не хотел я ее убивать! И в мыслях не держал! Все подлая ревность сделала, в неуправляемое состояние меня бросила!

Я не столько понимающе, сколько успокаивающе кивал. Помогло. Его голос вошел опять в спокойное русло.

— Макаров меня шантажировать начал. Не знаю, имел ли он против меня какие-то улики или просто на понт брал, но сначала намеками, а потом и открытым текстом обвинил меня в убийстве Марины и потребовал поделиться взятыми у нее драгоценностями и валютой. Поделиться я мог бы, но понимал, что это может оказаться ловушкой, чтобы взять меня с поличным, а в лучшем случае, отдав долю и тем самым признавшись в причастности к убийству, я попаду в полную зависимость от него. Потому-то я твердо отвергал все его намеки и предложения. Казалось, он отстал, и вдруг, встретившись со мной, предъявил ультиматум: или дележ, или я сушу сухари. По его словам, у него имелись факты, чтобы обеспечить мне статью за умышленное убийство. На раздумье он отвел мне великодушно три дня. Я не ведал, имелось ли у него что-то против меня, но уяснил одно: он от меня так просто не отстанет. Выбор выпадал небогатый: либо сделаться его рабом, либо освободиться от него. Вот тут-то и пришла идейка использовать двоюродного брата Марины. Он после смерти сестры каждый день на рынке появлялся. В тоске ходил, свою вину первому встречному высказывал. Провел я с ним пробный разговор. Стал внушать потихонечку, что, мол, для того, чтобы вину с себя снять, надобно замочить убийцу сестры. Смотрю — прислушался. На следующий день я ему еще внушение провел, затем сказал, что знаю адрес, где убийца проживает, и свою помощь предложил. Не таким уж он и чокнутым оказался, сразу уразумел и даже нетерпение стал проявлять. И решил я рискнуть. Позвонил Леше, сказал, что принимаю его условия и что завтра в одиннадцать вечера буду у него с его долей. Самоуверенным человеком, видимо, был ваш опер, не засомневался, не перенес ни время, ни место встречи. Сложность для меня в чем заключалась? Чтобы Леша пустил меня в собственную квартиру. Решил, как только дверь откроет, в живот ножом его ударить, а затем этого придурка, брата Марины, в квартиру затащить и заставить добивать моего бывшего соперничка. Ну, пока он обидчика сестры разделывал бы, я бы быстренько ушел, дверь захлопнул и с ближайшего телефона в милицию сообщил. Если они застали бы его там, на месте преступления — все прекрасно. Узнают, что он состоит на учете в психдиспансере, и все его россказни будут восприниматься как бред, а останется один голый факт: его причастность к убийству опера. Но если бы он даже и покинул квартиру Макарова, его все равно быстренько нашли бы по моей осторожной наводке. Вот такой у меня был план. Как я уже говорил, ваш Леша не усмотрел подвоха и согласился на встречу. Но зато мне его покладистость стала казаться подозрительной. В целях безопасности он мог запросто пригласить своих дружков. И решил я за-явиться к нему не вечером, а ранним утром, без всякого предупреждения, сославшись на то, что срочно отбываю в другой город. Правда, опасался, что придурка к назначенному времени из дома вытащить не смогу. Но все обошлось.

Дверь в квартиру, как ни странно, была приоткрыта. Такого везения и предположить невозможно было. Казалось, мне помогал если не Всевышний, что в подобных случаях маловероятно, то сатана — точно. Приготовил нож и ступил за порог. В спальне горел свет. Я увидел ужасную картину. Леша лежал в окровавленной постели с выпученными глазами и ножом в животе. То, что он мертв, не вызывало сомнений. Естественно, я задался вопросом: кто опередил меня, избавив от излишних хлопот? Выискивать же следы неведомого помощника я, конечно, не стал, нужно было по-быстрому и незаметно уходить. Не получилось. Этот псих, которому приказал стоять за дверью, объявился в квартире. Увидел мертвого Лешу и к нему. Оцепенел над телом. Я его за руку потянул, и мы по-быстрому исчезли.

Ловчила как-то строго посмотрел на меня и, по-видимому, заметив на моем лице признаки недоверия, оскалился, как хищник при виде добычи.

— Сомневаешься, начальник, — произнес он, — а между тем все — чистая правда. У меня ведь дальше нервные дни наступили, боялся, что псих придет в милицию, расскажет все. Как было, и попаду я в подозреваемые. Вот, думал, с одной стороны сильно подфартило, а с другой — невезуха. Знал бы, что дело такой оборот примет, не связывался бы с ним. Пришлось затаиться, из дома не высовываться. И тут через несколько дней читаю в газете, что этот ненормальный пришел с повинной в милицию и признался в убийстве сотрудника уголовного розыска.

— И ты не внушал ему по телефону мысль о якобы совершенном им убийстве? — прервал я связный рассказ Ловчилы.

— Какие звонки? Я затих, как карась в тине.

— Ну-ну, продолжай.

— А чего продолжать-то? Все.

— А убийство Колмыкова? Ты же позвонил ему по телефону и от моего имени вызвал из квартиры, чтобы расправиться. А причиной, повторяю, послужило то, что ты заметил нас с ним на центральном рынке и догадался, чем это тебе может грозить.