Эффект Брумма - [8]

Я понял, что это сказано не фигурально.

— Ерундит иногда, это верно. Измышляет без пользы. Вот облучатель сделал — молодец! А плазма эта — ну кому она нужна?

По словам председателя, золотую голову Фомича они даже в аренду сдавали. Соседним колхозам. Фомич тем рацпредложение, а они колхозу денежки. В общем, как у нас на кафедре договорные работы с предприятиями.

— Ладно, уговорил! — сказал председатель, когда я намекнул на Нобелевскую премию. — Будет премия, построим коровник.

— На эту премию и слоновник можно построить, — сказал я.

— На что нам слоны? — не понял председатель.

— Вместо петухов, — сказал я. — Научите их кукарекать.

Председатель посмотрел на меня с интересом. Я понял, что свалял дурака со своим юмором. Так у меня часто бывает. Поэтому я решил поправиться:

— Вообще, слонов используют в Индии как рабочую силу.

— Да у нас весь урожай на корма пойдет! — сказал председатель. — А сколько стоит слон?

Я уже и не рад был, что завел разговор о слонах. Просто не знал, как вывернуться.

— Их трудно достать. Они все импортные, — успокоил я председателя. Он сразу потерял интерес к слонам и выписал Фомичу какие-то документы на отъезд. Напоследок попросил, чтобы Фомич научил подпаска Кольку облучать коров. Я обещал.

День у нас ушел на сборы. Набрали в кузнице мешочек подков. Довольно тяжелый. Взяли приборы Фомича, чтобы соблюсти чистоту эксперимента. И пустились в путь.

Жена Фомича дала сушеных грибов и сказала:

— Держись там, Васюта!

И далее у них произошел такой же разговор, как у меня с женой. Только они говорили о научной позиции.

Когда приехали в райцентр, Фомич весь съежился. Он шел не поднимая головы. Мы прошли мимо Дворца культуры. На стенде «Они позорят наш район» фотографии Фомича уже не было. Как, впрочем, и на Доске почета. Фотографии взаимно уничтожились, как частица с античастицей. У нас это называется — аннигилировали. Фомич первый раз улыбнулся. Неизвестно, исчезновению с какой доски он больше обрадовался.

Короче говоря, мы поехали в Ленинград на том же поезде. С той же проводницей и с теми же удобствами. Поэтому я поездку пропущу.

Мы приехали утром, и я сразу же поволок Фомича в институт. Он все время озирался и прижимал к животу мешочек с подковами. Два раза я вынимал его из-под колес движущегося транспорта. Один раз он меня. Но это случайно.

Мы шли по коридору кафедры, обрастая сзади хвостом из любопытных. У входа в лабораторию все уже напоминали комету. Ядром были мы с Фомичом.

Я впихнул Фомича в лабораторию, вошел сам и объявил, как на приеме:

— Знакомьтесь. Василий Фомич Смирный.

Шеф в это время давал консультацию студентке. Он сидел к нам спиной. И по лицу студентки я понял, что происходит с шефом. У нее расширились зрачки, и она пролепетала:

— Виктор Игнатьевич, я потом зайду…

Шеф медленно повернулся. Все-таки у него сильная воля. Саша Рыбаков снял очки и протер их. Произошла немая сцена, как в «Ревизоре». А Фомич сказал;

— Вы меня помните? Я вам писал про Брумма.

— Помним, — сказал шеф. — Очень хорошо помним.

ГЛАВА 9. НОСИМСЯ С ФОМИЧОМ

Публика расположилась, как на стадионе, и у шефа с Фомичом началось состязание. Сначала работал шеф. Рыбаков ему ассистировал. Я был третейский судья. Не знаю, что это такое. Так принято говорить.

Шеф взял подкову через носовой платок и укрепил ее. Припаяли провода и так далее. Нагрели. Результата, конечно, никакого.

— Ну-с, — сказал шеф.

— Это по-вашему, — сказал Фомич. — Дайте свечу.

Фомич заступил за пульт управления и мгновенно добился тока. Получилась боевая ничья. Со счетом 1:1.

Откуда ни возьмись, появился Лисоцкий. Он подошел к Фомичу и нежно обнял его за плечи. Фомич испуганно отшатнулся.

— Ай-яй-яй, — сказал Лисоцкий. — Вам не стыдно, товарищи? Так встречать гостя не годится. Где наше ленинградское гостеприимство?

— Я пить не буду, — тихо сказал Фомич.

— Петр Николаевич, товарищ устроен в гостиницу? — спросил меня Лисоцкий.

— Он же не из Парижа, а из Петушков, — сказал я. — Попробуй его устрой.

— Я это беру на себя, — сказал Лисоцкий.

— Да я уж на вокзале, — предложил Фомич.

А подкова все продолжала давать ток. Кто-то из лаборантов незаметно подсоединил к ней лампочку. Та, конечно, загорелась. Шеф сел на стул и вытер лоб тем же платком, которым брал подкову. Саша Рыбаков замерил напряжение и объявил:

— Двести двадцать вольт… А есть подковы на сто двадцать семь?

— Почему нет? Есть, — сказал Фомич.

— Не надо, — еле слышно сказал шеф.

— Василий Фомич, — сказал Лисоцкий. — Сейчас мы вас устроим, вы отдохнете, а завтра продолжим исследования.

— Да чего тут исследовать? — удивился Фомич.

— Могут быть побочные эффекты, — уклончиво ответил Лисоцкий. — Кроме того, надо дать теоретическое обоснование.

— Его уже дал Брумм, — сказал я. — Все дело в черте. Или в дьяволе.

Тут Лисоцкий увел Фомича. Тот успел кинуть на меня беспокойный взгляд, но бесполезно. Мне нужно было писать отчет о командировке. Весь народ из лаборатории рассосался. Лампочка продолжала гореть.

— Петя, уберите этот иллюзион, — сказал шеф устало.

— Ничего не поделаешь. Работает, — развел я руками.

— Ха! — крикнул из своего угла Рыбаков.

Шеф вскочил и зашвырнул лампочку в железный ящик. Там она благополучно взорвалась. Причем шефа стукнуло током от подковы. Это был неплохой аргумент. Но шеф ему не внял. Как говорится, он закусил удила.