Ее старшеклассники - [39]

Минул ещё один альтаирский день. На деревню опустился вечер. Берёзовые веники пахли одуряюще, старый Орлик неторопливо вышел на середину реки и, как всегда, остановился, Игорь, глядя в воду и слушая монотонный стук дождя по старому армяку, по-прежнему лежал, не двигаясь, на телеге с вениками и думал, думал об "Альтаире".

Кажется, недавно приехали, а уж домой скоро. Как не хочется. Лизонька рядом, пусть с Женей, ну, и что. Близкая моя, всю жизнь тебя любить буду, всё равно добьюсь, ты поверишь мне, будем вместе — тут просто дело времени… Как пахнут веники! Вдвоём бы тут лежать, рядом, под армяком, молча слушать дождь, и пусть бы Орлик стоял посреди реки, а ребята подшучивали бы, как над Борисиком с Наташкой…И я глядел бы в глаза синие-синие, такие родные…Странно, куда это идёт Гриша? У нас не ходят поодиночке, тем более, такое время. Что-то совсем неладно с этим Гриней.

В этот вечер опять всё не клеилось у Ломникова. Сначала он рассорился с дежурной Наташкой, она не пускала его на кухню.

— Стирка у нас, не понимаешь, что ли?

— Другого пустила бы! — буркнул обиженный Гриша, но девочка неожиданно взорвалась:

— Да! Пустила бы! Именно другого! Непременно пустила бы! — она захлопнула перед его носом дощатую дверь.

Пнув изо всех сил ведро с водой, Григорий пошёл к магазину, где всегда можно было стрельнуть сигарету у деревенских парней.

— Э, Гришуха, чтой-то невесёлый тащишься, — заметил знакомый конюх, — заездили, небось, в лагере? Пошли, бабка бражку хорошую поставила, вздрогнем.

В избе уже собралась весёлая компания.

— Эх, работничка привели! Штрафную ему!

— Да отцепитесь от него, молоденький ещё, — пыталась успокоить разгулявшихся пьянчужек бабка Филимониха, — начальство у них шибко сурьёзное.

— Цыц, старая, не твоё дело, — зашумели собутыльники. — Что он, ребёнок аль девка?

Это и решило всё, конечно, он не ребёнок, и выпить может штрафную, и в карты шпариться будет, что ж, денег нет, а он выигрывать намерен, ему не понадобятся деньги…В пьяном угаре мальчишка не заметил, как поганенько преглянулись двое приятелей из соседней деревни, пока хозяин ходил в сени за холодцом, подлили в бражку, что попивал, хвалясь самостоятельностью, доверчивый Гриша, побольше самогону.

— Какая горькая выпивка сегодня, — лепетал заплетающимся языком Ломников полчаса спустя, — я, пожалуй, домой пойду.

— Не, — загоготали парни, — тебя нельзя такого в лагерь пускать, вот протрезвишься, пойдешь. Сыгранём ещё!

Карты были розданы, и очень скоро Гриша обнаружил, что проиграл.

— Чем платить будешь? — нависли над ним дружки, — отвертеться решил? Не выйдет. Давай девок городских пощупаем!

Они ржали от удовольствия, а Григорий враз протрезвел и заплакал.

— Ты не боись, — успокаивали его собутыльники, — мы только припугнём их. Как ту девку зовут, которая нонче тебя на кухню не пустила? Наташка? Вот её и покличем. Иди, бычок, нечего упираться!

Различив в полумраке знакомое альтаирское крылечко, бедный Гриша застонал вдруг, испытывая острейшее желание удариться отяжелевшей головой своей об угол ближайшей избы. Однако его настроения не поняли.

— Держись, паря, счас тебя мужиком сделаем, — подбадривали несчастного приятели и застучали в окно.

— Наташка, выйди на чуток!

В сенях вспыхнул свет, и сочный бас отчётливо произнёс:

— Вот сейчас выломаю дрын в заборе, будет тебе Наташка.

— А ну, выйди, выйди, заступник! — дверь затрещала под крепкими кулаками.

— И выйду. Да только ты не обрадуешься.

За дверью послышался взволнованный шёпот, зашлёпали чьи-то босые ноги, но в этот момент затарахтел мотор и машина, в которой обычно ездил директор совхоза, остановилась возле альтаирского дома.

— Сюда идут! — вмиг протрезвевшие парни бросились наутёк, а Гриша в отчаянии свалился прямо на мокрую поляну перед крыльцом.

— Эт-то ещё что такое?! — высветил физиономию пьяного фонарик директора совхоза. — Хорош работничек, нечего сказать! А говорят, альтаирцы умело досуг организуют!

Утром на линейке было сообщено, что Григорий Ломников исключается из "Альтаира" и в сопровождении милиционера отправляется домой к родителям.

Точно в насмешку над Гришей, погода этим утром резко переменилась. Даже не верилось, что неделями не видели ребята солнца и ежедневно уходили на работу в непросохшей одежде. По-прежнему, как в первые альтаирские денёчки, жарко светило солнце, плясали толкунцы, предвестники ясной и тёплой погоды, быстро подсыхали лужи.

Ломникова увозили в город после завтрака. В светлой рубашке, внешне непривычно праздничный, он казался ещё более несчастным: влажные виноватые глаза, скорбно опущенные плечи, вымученная полуулыбка. Альтаирцы поспешно искали, чем бы заняться, чтобы только не видеть жалкой фигуры на дороге возле дома. Наконец пришёл милиционер, неуместно весёлый, краснощёкий мужик, перекинулся парой слов с Еленой Владимировной, хлопнул по плечу Гришу и предложил отправляться. Тот нелепо махнул альтаирцам, как-то странно сморщился и пошёл, не оглядываясь, будто чувствуя, что и мальчишки, и девчонки смотрят из окон, с крыльца, из-за дверей летней кузни, смотрят — и горько клянут себя за то, что не сумели всего предусмотреть…