Ее старшеклассники - [38]

9. Окончательное падение.

Рано утром Гриша первый вышел на крыльцо. Свежесть влажного воздуха заставила его вздрогнуть, царившая вокруг тишина непонятно поразила. Лес за мелкой сеткой дождя казался нарисованным, и почему-то хотелось пойти и погладить мягкие лапы елей, пусть даже совсем мокрые и скользкие…На крылечке сидела растрёпанная, но почему-то милая сердцу Лизонька, сонно буркнула "Здравствуй" и зашлёпала по лужам к летней кухне.

— Может, ты меня теперь и за человека не считаешь? — неожиданно для себя спросил Гриша. Девочка не успела отойти, она слышала робкий вопрос. Жалостливо вздохнула, увидев слёзы в глазах Гришани, вернулась к крылечку и села прямо на мокрую ступеньку, выжидающе глядя на парня. Тот примостился рядом, несчастный, не понимающий сам себя…

— Знаешь, Гриня, я только раз списала контрольную по математике, но потом… Понимаешь, переступила какую-то черту в себе, позволила то, что самой натуре противно. Вот и ты так сделал. Себя уронил…. Я никогда не списывала больше. Девчонки смеются, а я как вспомню то своё состояние — мороз по коже. Ох, Гришаня, что ты наделал, — Лизонька легонько положила голову на плечо Ломникова, вздохнула. Такой нетронутой чистотой и детской доверчивостью повеяло от этого движения, что Гриша замер, даже в горле у него запершило. Хотел он сказать что-то проникновенное, но вдруг застыдился самого себя и, закашлявшись, промолчал. Лизонька всё поняла, наглухо застегнула куртку, встала, позвала буднично:

— Пойдём печь растапливать, — и, сосредоточенно обходя лужи, не глядя на шмыгающего носом Григория, отправилась на кухню.

Всё для Гриши в это утро было совсем не так, как он ожидал. Никто почему-то не высказывал ему своего пренебрежения, и потому мутная тоска и раскаяние затопили душу бедного парня.

Для Елены Владимировны этот день начался привычным диалогом:

— Ой, у Люси кеды развалились, ходить не в чем!

— Пусть бежит в дом, мои оденет.

— Мы нож забыли, лыко драть нечем!

— Возьмите моё, я ещё приготовлю, опытная.

И вдруг — как гром среди ясного неба — известие.

— Елена Владимировна, принесли телефонограмму. Вместо обеда директор совхоза отправляет весь отряд на спасение рассады капусты.

И не догадывалась учительница, что столько можно выжать из человека. Грязные, замёрзшие, альтаирцы явились домой, наспех съели кашу и помчались туда, где катастрофически нехватало рабочих рук. Вид Борисика поразил учительницу.

— Бригадир, почему не переоделся? Тебя точно из лужи только что извлекли!

— Не во что переодеваться, Елена Владимировна! Всё ребятам раздал, честное слово! Да вы не бойтесь, не заболею, я привычный!

— Останься дома.

— Ну да! Главный-то грузчик! Нет! Я сейчас в лесочке одежонку отожму!

Рассаде, конечно, погибнуть не дали. Явились на поле, сразу, получив вёдра, банки, чугунки, бегом бросились к машине, где увядали бледные росточки какого-то особого сорта капусты, доставленной из теплиц. Лёгкая Наташка первой взлетела на краешек открытого кузова и стала подавать альтаирцам крошечные кустики.

— Миленькие, повяли уже, слабонькие мои, — приговаривала она, — тихонечко бери, Борисик, ну, и лапищи у тебя, ой, сломаешь, осторожненько, медведь! Теперь ты, Костик, бери, да чего вы все такие неловкие. Смотри, какие хрупкие стебельки, ах, словно цыплята, только вылупились…

Полить — посалить, полить — посадить, и так до бесконечности, оглядывая протянувшееся до горизонта поле, нагибались и распрямлялись ребята.

— Не могу я больше, — залепетала подружке толстенькая Томочка.

— Я тоже! Спина не разгибается, ой, как тут целыми днями люди мучаются!

— Ребята, миленькие, скорей, туча идёт, если не посадить до дождя, погибнет вся рассада, да и машину уже ждут у правления, — женщина — агроном, держась за спину — "Наработалась, третью машину разгружаем" — ходила вдоль полос, уговаривала, просила, торопила альтаирцев. Последние метры многие дорабатывали, стоя на коленях, слишком уж непривычной оказалась совхозная гимнастика…

Когда работы осталось минут на двадцать, пошёл град. Да какой! Огромные злые горошины молотили ребячьи спины, затылки, проскакивали за воротник, ударяли по вискам…Командир Демчук носился по полю, как вихрь, собирая раскиданные чугунки и вёдра, поднял на ноги отставших, помогая им, на ходу уговорил местную учительницу побежать за шофёром, одним словом, он точно не чувствовал боли от тяжёлых градин и хлещущего в лицо ветра, не замечал, что с него ручьями льётся вода, а на ногах — "сапоги" из вязкой глины — до самых колен. В автобусе все, продрогшие и раскисшие, ожили только благодаря Евгению. Он первый запел, он смешил всех беспрестанно, отдал Лизоньке свою куртку-она была в машине — а сам не мог унять дрожь всю дорогу, ухитряясь при этом показывать какие-то китайские фокусы. Вернувшись домой, Женя поразил всех своим решением немедленно отработать наряды: бегал под проливным дождём за дровами, не гнущимися от холода пальцами растапливал печь, когда всё вокруг размокло и травинки сухой не было, наконец, мыл пол в сенях и сушилке, хотя все давно отдыхали в тёплой комнате. Елена Владимировна с удовольствием наблюдала нза ним. ("Какая сила! И он же может быть гнущимся и ломким, как веточка в мороз. Как странно устроен человек! Впрочем, почему странно? Ощутил себя сильным и всемогущим, благодаря обстоятельствам. Значит, побольше трудностей — и наши парни станут личностями? А мы с родителями слишком опекаем и оберегаем их, вот и растут инфантильными.")