Ее крестовый поход - [28]

— Это была самая приятная обязанность, миледи, — ответил он с неожиданно ослепительной улыбкой. — Мы очень скоро встретимся снова.

Он медленно и грациозно отвесил ей почтительный поклон, дружески кивнул ее товарищам по застолью и направился к своему месту. Как она заметила, поневоле проводив глазами его высокую, осанистую фигуру, место это было совсем рядом с королем.

— Сэр Тристан… он пользуется большим уважением при дворе? — осмелилась поинтересоваться она.

Сэр Джон ухмыльнулся:

— Лучше тебе, Уилл, пропеть дифирамбы шевалье… я поклялся неделю хранить молчание.

— Тристан де Жарнак, — покорно начал Уилл, — так же близок сердцу короля, как любой подданный… но он заслужил это, ибо у него военный талант Александра и твердая рука, способная быстро осуществить задуманное. Конечно, он и Ричард, сражаясь бок о бок, захватили Мессину, сдавив ее с двух сторон, и какое счастье было видеть это! Все говорят о нем только хорошее и ищут его дружбы. Сам французский король пожаловал его своим уважением. Он принадлежит к древнему и знатному роду; нет в Англии и в Британии поместий богаче, чем его. И более титулованные особы не сравнятся с ним в благородстве…

— И, черт побери, он может перепить вас так, что вы отправитесь под стол, а он будет стоять на ногах твердо, как главная башня замка! Он может спеть вам за столом хорошую, мелодичную балладу и победить вас меч против меча, или разум против разума… или женщина против женщины, что самое обидное, в любое время, когда вы осмелитесь состязаться с ним! — взорвался сэр Джон, не способный сдерживаться более минуты. Он широко улыбнулся, обнажив несколько золотых зубов, предмет его заслуженной гордости. — Следует добавить еще одну вещь, леди… если мы показались вам пристрастными. Тристан — наш командир. Мы думаем, что лучшего человека, чтобы идти за ним следом, не сыскать… и, клянусь распятием, мы гордимся, что нам выпало это счастье.

— Джон говорит чистую правду… только слегка преувеличивает насчет застолья, — вмешался Уилл. — Я не верю, что де Жарнак когда-нибудь вызывал кого-нибудь из своих рыцарей на состязание в пьянстве.

— И еще одно, — бодро продолжал сэр Джон, поднося свой кубок дрожащей рукой туда, где, как он полагал, должен находиться его рот, — он еще не женат. Очень жаль, что у вас, леди, уже есть муж, ибо, осмелюсь заметить, я никогда еще не видел более подходящей пары, чем вы и он, когда вы шли рядом. У Тристана должна быть своя Изольда, верно, Уилл?

— Фи, сэр, как не стыдно! — Иден рассвирепела почти до потери рассудка, так что сама удивилась неожиданной ярости. Уилл заметил это и принялся отчитывать товарища.

— Джон, ты слишком много выпил. Попроси прощения у леди. Я приношу за него извинения, леди Иден, сегодня он разогнал целую толпу неугомонных грифонов, которые воровали нашу еду. Это была кровавая работа, да и не очень почетная. Он устал и расстроился — вот почему вино так быстро ударило ему в голову. — Он вздохнул, пододвинул свой стул поближе к сэру Джону, чтобы поддержать тяжелое, обмякшее тело. — Вино дает забвение, когда его жаждешь. А это единственное, что нам сейчас остается.

Сэр Джон поднял глаза, попытался что-то сказать, но его голова выскользнула из подставленной руки Уилла и тяжело ударилась о стол.

Иден мгновенно позабыла свой гнев.

— Как же он теперь? — озабоченно спросила она. — Не послать ли нам за оруженосцем, чтобы оттащить его в постель?

Уилл покачал головой:

— Я посижу с ним. Он скоро придет в себя, я уже много раз это видел. Но вы, если хотите, можете нас покинуть, ведь вы, должно быть, очень устали после путешествия и ночной пирушки.

Она взглянула в центр застолья, где увидела голову Элеоноры, все еще оживленно беседовавшей, словно был белый день, а не полночь. Беренгария слегка привалилась к Ричарду и крепко спала, положив голову на руки.

— Я не должна уходить раньше королевы, — ответила она Уиллу.

Однако прошел еще час, прежде чем неутомимая леди собралась на покой; к этому времени Иден давно спала, откинувшись на спинку своего высокого стула. И уже в полусне она ощутила, как чьи-то сильные руки несли ее в отведенную светлицу — сильные, заботливые руки, слабо пахнувшие сандаловым деревом.

Глава 4 НА КОРАБЛЯХ ИЗ СИЦИЛИИ

На следующее утро Ричард был в дурном расположении духа: троих людей, пойманных за азартной игрой, запрещенной его эдиктом, отстегали плетьми у ворот Мэйтгрифона, а еще одного вздернули на огромной виселице за изнасилование сицилийской девушки. К тому же у него болела голова, и он не знал точно, то ли это просто следствие ночной пирушки, то ли предвестие приступа изнуряющей лихорадки, которой он был подвержен. Недавно, проезжая Италию, он получил в медицинских университетах Салерно несколько новых лекарств, но ни одно из них не принесло длительного облегчения. Он взглянул на руки, чтобы убедиться, что у него не дрожат пальцы, — это был приводящий его в ярость симптом начала лихорадки.

Сидя перед одной из жаровен в своей маленькой комнате позади главного зала, он раздраженно выслушивал, как мать пытается уговорить его отправить папе миролюбивое послание. Он ненавидел Климента III, всячески избегал встречи с ним во время пребывания в Италии и не видел причины посылать ему сейчас знаки расположения. Но Элеонора убеждала его, что папы и монархи часто имеют взаимную нужду друг в друге и лучше все-таки быть другом папы, чем его врагом.