Эдуард Стрельцов. Воля к жизни - [49]

А тогда, в 1958-м, выслушав Стрельцова в камере, зэк объяснил ему, что статья у него позорная и сулит неприятности, что знаменитостей к тому же на зоне не любят, что срок за изнасилование довольно внушительный, так что впереди много неожиданного. Но тут же Загорский пообещал ему поддержку и покровительство, выразившееся в «маляве», то есть записке, разошедшейся по блатному миру с сообщением, что «Стрелец – мужик нормальный», чистый, что его «подставили», потому как «не на ту масть поставил». Кроме этого мандата Коля Загорский подобрал для Стрельцова защитника, который и выступал на суде, требуя смягчения приговора.

Удивительный человек Э.Г. Максимовский, автор нескольких книг, весьма разнообразного и порой неожиданного содержания, сообщил, – неизвестно, на что ссылаясь, и сообщение это подхватили его последователи, – что Стрельцова отправили в лагеря «с жестоким и в своей жестокости бессмысленным и нечеловеческим предписанием: «Использовать только на тяжелых работах». Как же его хотели добить!». Кто хотел его добить и за что, кто и где сделал такое предписание – не уточняется. Слух, что дело против Стрельцова было сфабриковано, что не обошлось без сильных мира сего, что партийные органы и КГБ специально распускали молву об изнасиловании Стрельцовым дочери шведского посла, жив и упорно повторяется по сей день. Между тем ни один из исследователей, ни один из биографов Стрельцова не привел ни единого факта, ни единого документа, подтверждавшего бы эти слухи.

Зато представители Общественного Стрельцовского комитета (есть и такой!) разыскали старого уголовника, знавшего Стрельцова по зоне. Человек этот подтвердил, что Стрельцова блатные считали осужденным неправильно, а потому не относились как к обычному насильнику. Этому способствовали та самая «малява» и имя Коли Загорского, на которого Стрельцову разрешено было ссылаться в случае необходимости. Но тут, если вдуматься, начинается жутковатая история. Получается, что зэки провели свое расследование и виновным Стрельцова не признали. По каким соображениям это делалось – другой вопрос. Скорее всего, причина в футбольных пристрастиях Коли Загорского. Но те, кто сегодня призывает реабилитировать Стрельцова, продвигают приговор блатных. Без явных причин предлагается не верить правосудию, но верить уголовному миру, судить о тех событиях по «маляве» Коли Загорского, принять вердикт братвы. Короче, «жить по понятиям», а не по закону. Понятно, что правосудие частенько ошибается, что оказаться в тюрьме невиновному не так уж сложно, оттого и призывает народная мудрость не зарекаться «от сумы и от тюрьмы». Но даже с учетом всех судебных ошибок и всех обид на правосудие не стоит, наверное, отказываться от Уголовного кодекса в пользу блатных «понятий». Что касается призывающих к такому радикальному шагу, то, пожалуй, к ним следует относиться с осторожностью.

29 мая Стрельцова отвезли в Бутырский следственный изолятор и поместили в камеру № 127. Здесь он пробыл до утверждения приговора Верховным судом, после чего был перевезен в пересылочную тюрьму «Красная Пресня», оттуда – в такую же пересылочную Кировскую. Только 3 декабря он прибыл в конечный пункт назначения – Вятлаг. Здесь он провел примерно два года, содержался на 29-м (станция Парманка), Комендантском (станция Лесная), 16-м больничном (станция Има) и 1-м (поселок Сорда) лагпунктах.

Говорят, что кого-то тюрьма калечит, озлобляет, уголовный мир затягивает и уродует, но кого-то – напротив, тюрьма закаляет, делает сильнее. Стрельцов, по всей видимости, принадлежал ко второй категории. Жить в лагере пришлось впроголодь – в письмах он все время просит прислать «пищевую посылку», потому что «здесь ничего нет». От холода казенная одежда не спасала – он пишет, что нужны валенки, шерстяные фуфайки и футболки, безрукавки и варежки. Работы оказалось так много, что за день руки отваливались. Потом, правда, стало полегче – с колки дров и разгрузки-погрузки он перешел на электростанцию, смог даже учиться в 8-м классе. Вот только с продуктами лучше не стало. А еще, несмотря на всю «справедливость», все «благородство» уголовного элемента, зимой, то есть вскоре после прибытия в лагерь, произошла история, едва не стоившая ему жизни.

ГОВОРЯТ, ЧТО КОГО-ТО ТЮРЬМА КАЛЕЧИТ, ОЗЛОБЛЯЕТ, УГОЛОВНЫЙ МИР ЗАТЯГИВАЕТ И УРОДУЕТ, НО КОГО-ТО – НАПРОТИВ, ТЮРЬМА ЗАКАЛЯЕТ, ДЕЛАЕТ СИЛЬНЕЕ. СТРЕЛЬЦОВ, ПО ВСЕЙ ВИДИМОСТИ, ПРИНАДЛЕЖАЛ КО ВТОРОЙ КАТЕГОРИИ.

Уголовный мир живет по своим законам. Вор лучше останется на зоне, чем уронит честь. Разумеется, в том смысле, как понимают ее сами воры. Например, блатные не прощают обиды. Простил, не отомстил – значит уронил достоинство. Избитому малолетке не стать вором в законе, если не сможет отомстить за себя. Да еще и тень на пахана-покровителя уронит. Вот и Стрельцову повстречался такой юноша по кличке Репейник, начавший было задирать знаменитость, за что и получил вскорости крепкий ответ. И тем же вечером блатные, собравшись на «толковище», приговорили Стрельцова к смерти. Среди ночи вызвали его «поговорить», но после «разговора» Стрельцов оказался в лазарете со множественными ушибами. Удары, скорее всего, наносились обрезками труб, кулаками, каблуками сапог. На излечении Стрельцов находился около четырех месяцев. Говорят, что тот самый Репейник, спровоцировавший драку, оказался лагерным осведомителем. Возможно, от него и дошла до администрации лагеря весть о намерении блатных убить Стрельцова, и, возможно, именно поэтому его все-таки не убили. И в тот же лагерный поселок он уже не вернулся.