Еду в Магадан - [14]

Примерно тогда же мы узнали, что Михалевич – один из «декабристов» – заявил о пытках в «американке» и дал деру в Чехию. С удивлением прочитали (нам стали приносить «БелГазету»!), что этот ход вызвал некоторую критику в его адрес. Видимо, кто-то не понимает, что жизнь политбеженца не сахар. Чужая страна, чужие люди и надежда вернуться только одна: смена режима. Каждый день мы загибались в этом аду и неизвестно, до чего бы дошло, если бы не этот его самоотверженный поступок. За это спасибо от многих узников красного дома того времени!

Была назначена прокурорская проверка, правда, липовая.

Однако, на тот момент меня больше волновали другие новости, просочившиеся, несмотря на почти полную изоляцию. Все эти месяцы меня терзали мысли о моих друзьях. Смог ли укрыться Дима, как держатся Саша и Коля (с Молчановым я послал им на «Володарку»[20] устное сообщение), и что будет делать Денис. Если все другие, кто дал показания, были для меня людьми посредственными, то с этим человеком ситуация была принципиально иной. Давным-давно мы познакомились на панк-сэйшне и сразу же попали в крупную передрягу с фашистами: за срыв концерта Toro Bravo мы ответили прямо на октябрьской площади Минска силой в 150 человек. В те годы (конец 90-х – начало 2000-х) рождалась некоммерческая музыкальная сцена – D.I.Y.[21] – и она нуждалась в защите, так как ультраправые не терпели людей, открыто говорящих «Расизм – дерьмо» и «Смерть фашизму!». Каждый день на улицах шла невидимая война, постоянно происходили какие-то события: концерты, тусовки, собрания, стычки, крупные столкновения, политические акции. Это был мир, которым мы жили, за который мы сражались, который обогатил и сформировал наши личности, и который закалил наш характер, бескомпромиссность и волю к победе. Так что за те годы нам выпало многое пережить и пройти вместе. И хотя два-три года назад я отошёл от субкультуры, а Денис, наоборот, сконцентрировался на околофутболе, но друг друга из виду мы не теряли и в нужный момент помогали друг другу. Особенно в последний год, когда у меня случились жёсткие утраты в личной жизни, и мир стал совсем серый, а характер – чёрствый. Тогда именно общение с Денисом помогло преодолеть эту чёрную полосу. По жизни немного друзей можно назвать друзьями. Но, когда попадаешь в тюрьму, то понимаешь, что их еще меньше, чем предполагал. К тому моменту стало ясно, что его показания никакой роли не сыграют. Вполне достаточно слов Веткина, но ведь дело не в них, не в приговоре, а в принципе, что сильнее: страх или дружба? Какой бы ни был срок, он пройдет, а верный друг останется навсегда. Меня изгрызали сомнения, но я верил. И потому, когда долетела весть, что мой близкий друг (Денис) в интернете выложил ролик с отказом от показаний и свалил за бугор, я дня три ходил в эйфории. Не всё ж этим гадам пить нашу кровь! Пусть давят и пугают сколько хотят, но есть вещи, которые им не по зубам. Настанет тот день, когда эти человеческие ценности сломают хребет этой презренной власти.

В письмах матери были кое-какие намеки на помощь: ребята звонили, приходили домой. Это придало мне новых сил.

Следователь, не появлявшийся с прошлого года, вдруг нагрянул с адвокатом и экспертизами по делу. Адвокат сказал, что его, как и многих, не пускают «за отсутствием технической возможности». Интересно, а кого тогда вообще пускали?

На этой встрече я узнал, что Диму так и не взяли, чему я дико обрадовался, не стесняясь следователя.

В экспертизах против меня не было вообще ничего! Ни телефонных переговоров, ни переписки, ни каких-либо следов на компьютере, ни улик с обысков на квартирах и в машине, ни совпадающих сот мобильника. В общем, жизненный тонус повысился. Осталось лишь ждать ознакомления с делом, а там уже суд да лагерь не за горами. Но это «лишь» длилось вечность.

13

В первых числах марта к нам, на смену убывшим, закинули еще двоих. Марцелев Сергей оказался политтехнологом кандидата Статкевича[22]. Хотя я сперва подумал, что он польский бандит. Выражение лица, когда он вошел в камеру, было такое, что мы с Максом немного опешили. Но оказалось, что Сергей «в доску наш пацан». В одной из камер Марцелев приобрел кличку «студент» за то, что имел три высших образования.

Киселёв Александр был крупным российским бизнесменом и по совместительству местной достопримечательностью «американки» по прозвищу Олигарх. Он занимался инвестициями для увеличения капитала компаний с последующей перепродажей. По оценкам рыночного капитализма, Александр – молодец, по оценкам бюрократического капитализма – тоже молодец. Но по оценкам КГБ – преступник. Киселёв был высокоорганизованным человеком, ко всему имел конструктивный подход. При этом был тверд, добродушен и позитивен. Верховный тюремщик Орлов его ненавидел. Ряд контролёров тоже (например, Вася, когда стоял на раздаче баланды, не давал Олигарху хлеба!). Его постоянно перекидывали из камеры в камеру (он побывал в 14-ти из 18-ти), его постоянно возили прессовать на «Володарку». Но Саша ушёл в жёсткий отказ и по этому поводу говорил: «Пусть меня тут лучше сгноят, но я не уступлю, потому что должен быть предел во всем, а у гэбистов его нет». Каждый день физо. Каждый день изучение немецкого, каждый день непреклонность, – одним словом, стальной человек.