Единственный свидетель - Бог: повести - [33]

— Не без того, — согласился лекарь.

— Но проехав от корчмы до церкви, семья Володковичей изменилась в настроении настолько, что нас пригласили в усадьбу. Господин Володкович объяснил, что преследовал этим приглашением две цели: подчеркнуть свой патриотизм, любовь к армии и нейтрализовать нас завязавшимся знакомством. Как глава дома он поступил правильно.

— Хотелось бы, — сказал Шульман, — чтобы подобную щедрость проявляли все патриоты. По крайней мере, в отношении вин.

— Теперь обратим внимание на время, — продолжал я. — Мы прибыли в половине восьмого. Спустя четверть часа приехал исправник. В восемь часов вы, я и Михал сидели в беседке. В десять прозвучал выстрел, а в половине одиннадцатого в той же беседке мы увидели труп. По словам господина Володковича, Северин расстался с родными в семь… В двадцати минутах ходьбы от прудов его ожидали приятели. Он до них не дошел. Где он провел три часа, никому не известно. В момент выстрела все Володковичи и Лужин сидели за столом. Как вы думаете, кто убил?

— А убийца — знакомое лицо?

— Знакомое.

— Думаю, Лужин, хотя не понимаю, каким образом.

— Нет, к этому убийству исправник не причастен. Он приехал на наших глазах и все время был рядом с подполковником. А самое главное, он не знал, что встретит в усадьбе офицеров. Убийство же случилось исключительно потому, что ожидали нас — ни в чем не заинтересованных, уважаемых свидетелей. Лужин — вымогатель и явился за барашком в бумажке. Вероятно, кто-то, скорее всего, эконом Володковича Томаш, вы должны его помнить, известил исправника о возвращении Северина. Тот и примчался: «Где ваш Северин?», а простым языком: «Хотите молчания о сыне-мятежнике раскошельтесь!» Но и для него смерть Северина была неожиданностью, хотя он и на полслова не верил в романтическую любовь. Словом, не Лужин. Но кто? Лучше сказать: сколько? Сколько человек участвовало в убийстве? В коляске, когда командир принимал приглашение, сидели трое…

— Погодите, погодите, — взволновался Шульман. — Вы можете объяснить, зачем нужен спектакль с самоубийством. Согласитесь, что умнее убить тайно. Словно Северин и не заявлялся в усадьбу.

— Ничуть не умнее, — ответил я, — проходит срок, и у господина Володковича интересуются, где его сын. Он должен ответить: «В Петербурге, но с марта вестей от него не было». А в феврале — марте съезжались в край для мятежа. Начнутся выяснения, кто-то проговорится — и последуют репрессии. А уж коли на местном кладбище есть могила, а в местной полиции наше свидетельство, то и спроса никакого. Ведь каждый волен распоряжаться своей жизнью как захочет.

— Да, дело личное, — признал лекарь. — Всем наплевать.

— Говоря вообще, — сказал я, — для версии о самоубийстве было бы убедительнее застрелить Северина в его комнате. Мы веселимся, вдруг над головами нашими выстрел, мы летим по лестнице, слуги выбивают дверь — на полу Северин, в комнате вонь пороха. Не возникает и тени подозрения. Но такая инсценировка требует сговора всей семьи, кто-то с общего соглашения должен выступить палачом, Северина надо связать, держать взаперти. И тому подобное. Я решил, что семейного заговора не было, что есть люди, не причастные к убийству. Очевидно, что непричастен Красинский. У него нет причин убивать Северина. Он богат. Что бы ни сделали Володковичам — его не коснется. В худшем случае он не возьмет за Людвигой приданого. Получив от него вызов, я стал подозревать Людвигу. Выстрел эти подозрения рассеял стрелял мужчина; и в числе подозреваемых остались двое — Михал и господин Володкович.

— Голова кругом идет, — сказал лекарь. — Еще вина, Петр Петрович.

— Да вам, верно, нельзя, — усомнился я. — Вы ослаблены. Повредит.

— Наоборот, поможет, — возразил лекарь. — Поможет следить стремительный ход ваших рассуждений.

— Погодите смеяться. Когда наступит черед подробностей, я буду скрупулезен. А еще не пора. Я излагаю вам выводы, а про свои сомнения и подсчеты умалчиваю, — если вы заинтересуетесь, я расскажу их последовательность, — но мы движемся к завязке, и мне не хочется держать ваше внимание на мелочах. Сейчас мы думаем, кто решился на убийство, кто помимо желания убить имел возможность обставить дело с достаточной хитростью. Красинский и Людвига такой возможности не имели. Михал? Михалу смерть брата, безусловно, выгодна — он остается единственным наследником имения. Но в десять часов Михал слушал ваш увлекательный рассказ о татях московских. Можно допустить, что он нанял убийцу. Но как найти наемника в усадьбе, где всех слуг и служанок десять человек, и все они — бывшие дворовые, да и к Северину привязаны больше, чем к Михалу? Наемнику надо заплатить, а у Михала своих денег нет. Необходимо отметить, что Михал в вечер нашего пребывания в усадьбе вспомнил о Северине однажды, когда сказал, что брат увлекается химией, а к сельской жизни безразличен. Он не упоминал ни о присутствии брата в усадьбе, ни о его безответной любви. Приходится заключить, что организатором убийства может быть только господин Володкович.

— Отец! — вскрикнул Шульман. — Нет, это невозможно.

— Отчего же невозможно. Северин пришел за деньгами около семи. Все собрались в гостиной, выпили на посошок, расцеловались, но провожали Северина лишь Володкович и Томаш. Когда раздался выстрел, Володкович принимал наши комплименты за изысканный стол. Но кому могло прийти в голову, что он убил сына еще до нашего приезда. Мы были убеждены, что Северин застрелился по слабости духа. Михал, Людвига видели причину в прижимистости отца, а исправнику безразлично все, кроме взяток. А сейчас припомните поведение господина Володковича. Зная, что в десять часов мы услышим пистолетный выстрел, а в половине одиннадцатого помчимся в беседку, он тщательно готовил нас к восприятию самоубийства. Вспомните: «отказала, негодная», «сын терзается», «пошел на дальнюю прогулку», ему поставлен прибор — вдруг пересилит страдание и спустится. Кто, кроме Володковича, мог отдать это распоряжение? Исправник расценивал слова Володковича, как болтовню для наших ушей, и подыгрывал. Потом был выстрел, потом мы увидели поверженного Северина и согласились — да, самоубийство. И подписали свидетельство.