Единственный и неповторимый - [58]

Тело Малколма напряглось. Огонь желания, лишь недавно погасший, вспыхнул с новой силой. Его бедра сами по себе подались вперед, раздвинув ее ягодицы. Джоан вздохнула, повернула голову и заглянула ему в глаза.

– Ты обещал мне сон. И я верю тебе, Малколм. Ты человек чести и всегда держишь свое слово.

Она говорила с уверенностью, и сердце Малколма наполнилось гордость, которую он чувствовал до тех пор, пока не осознал: теперь ему придется сдержать слово и оставить ее в покое. А ведь он так рассчитывал на повторение восхитительного опыта!

– Что ж, будь по-твоему. Закрывай глаза и начинай храпеть, – буркнул он.

Радость на лице Джоан мгновенно сменилась ужасом.

– Я действительно храплю?

– Да, как толстый кузнец.

– Неправда! – закричала она.

– Правда, – усмехнулся Малколм и чмокнул ее в кончик носа. – И знаешь, оказывается, мне это нравится. Даже очень.

Глава 13

На следующее утро Джоан проснулась в постели одна, не чувствуя себя отдохнувшей. Она не привыкла к присутствию рядом такого большого мужчины и до самого утра ворочалась, прислушиваясь к дыханию Малколма. Тот факт, что он спокойно спал, пока она металась по кровати, еще сильнее ухудшил ее настроение.

Но не только присутствие в постели мужчины мешало ей отдохнуть. Ее преследовали самые разные мысли о Малколме, от которых она, как ни старалась, не могла избавиться. Его поцелуи, прикосновения губ и рук к ее телу, ощущение его внутри себя.

Джоан потянулась и сморщилась. Все тело болело. Она постаралась доставить ему удовольствие, как любая хорошая жена, но с удивлением поняла, что это очень важно для нее самой. А что говорить о его заверениях, что в постели удовольствие должны получать оба супруга?

В общем, консумация брачных клятв принесла ей бурю противоречивых эмоций. Малколм был терпелив и нежен, и она была ему за это безмерно благодарна. Но его настойчивость в том, что общение в постели должно быть приятным и для нее тоже, была непонятной. Джоан никак не могла взять в голову, почему это так важно для него.

Быть может, это какая-то другая форма мужского доминирования и контроля? А наверное, он рассчитывает, что если она тоже будет испытывать наслаждение, постепенно у нее появится нужда в нем – как у пьяницы в вине – и это можно будет использовать, чтобы подчинить ее своей воле.

Хотя, не исключено, что она слишком подозрительна. В конце концов, Малколм не дал ей ни одного повода заподозрить его в дурных намерениях. Скорее наоборот. Он проявляет к ней искреннее уважение, честность и благородство.

И все же Джоан не могла отделаться от сомнений. Быть может, ужасный брак с Арчибальдом сломал ее до такой степени, что она несправедливо приписывает коварные мотивы тому, кто о них даже не думает? Или она слишком упряма в своем стремлении больше никогда не оказаться во власти мужчины, называющего ее своей женой? Нельзя исключить, что он может разбудить в ней страсть, но у нее достаточно силы воли, чтобы этому не поддаться, и она не намерена отступать.

Занятие любовью с Малколмом породило в ней неожиданное ощущение тоски, неясного томления. Эти чувства Джоан не понимала и не доверяла им. А значит, от них следует держаться как можно дальше.

Даже если у ее нового мужа другое мнение.

Она огляделась по сторонам. Малколма нигде не было. Вот и хорошо. Ведь в постели так тепло и уютно, мягкие чистые простыни пахнут розмарином.

Но ведь она не может провести весь день в постели, тем более без мужа. Ее новые родственники решат, что она неумеха и лентяйка. А ей необходимо во что бы то ни стало завоевать их уважение.

Джоан надела ночную рубашку, встала и подошла к окну. Земля купалась в золотистом утреннем свете. Вдалеке можно было увидеть солнечные лучи, пробивающиеся сквозь дымку и освещающие гладкую поверхность озера, расположенного у подножия горы. Обрамленное зеленым лесом, оно выглядело мирным и спокойным.

Ветерок, дувший из окна, был прохладным, но это была приятная прохлада. А во дворе в этот поздний час уже кипела жизнь. Прибывали телеги с продуктами для кухни, скот выгоняли из загонов на пастбища, плотники ремонтировали стены двух внешних строений – их молотки стучали в такт.

Джоан попыталась расчесать пятерней спутанные волосы. Она, как правило, заплетала их на ночь в косы, но накануне вечером, по настоянию Гертруды, оставила их распущенными. Потребовалось некоторое время, чтобы привести волосы в порядок, но методичная простая работа хорошо успокаивала. Она как раз закончила, когда вошла Гертруда. Ее сморщенное лицо освещала широкая улыбка. Она принесла хозяйке поднос со свежим хлебом, сыром, сухофруктами и элем.

– Уверяю тебя, Гертруда, я не немощная, – сказала Джоан, когда служанка расставила еду на столе. – Я вполне могу спуститься в большой зал и позавтракать со всем кланом.

– Сэр Малколм распорядился, чтобы тебе все принесли сюда, – объявила Гертруда. – Он сказал, что тебе необходимо отдохнуть. И еще он велел, чтобы ему сообщили, когда ты проснешься. Он хочет показать тебе замок.

– Сначала я должна навестить детскую, – произнесла Джоан, но была вынуждена признаться самой себе, что внимание мужа ей приятно. – Я повидаюсь с Каллумом и сама найду Малколма.