Единственная женщина - [2]

Воспоминания нахлынули на нее сразу, едва она оказалась в длинном коридоре первой травматологии — вот здесь она плакала ночью, сидя на кушетке, когда Арсений подошел к ней неслышными шагами, вот здесь, в ординаторской, они пили чай и Арсений впервые поцеловал ее…

Лиза открыла дверь. В ординаторской уже собирались врачи, но она увидела только его — ей показалось, что он совсем не изменился. Арсений поднялся из-за стола ей навстречу.

— Привет, Лиза, — сказал он, как будто они расстались вчера. — Я рад тебя видеть. Знаешь что, давай-ка здесь мешать не будем, а пойдем, пойдем…

— Долго тебе, Арсений Борисыч? — пробасил рослый врач, в котором Лиза узнала завотделением.

— Нет, Алексей Фомич, проконсультирую вот только девушку…

— Ну-ну, — одобрил Фомич. — Девушка достойна консультации. Не из бывших ли наших пациенток — знакомое личико? Можешь ко мне пока пойти, я все равно сейчас на обход уйду.

В кабинете заведующего Лиза села в большое дерматиновое кресло, Арсений устроился на диване напротив.

— Как дела? — спросил он.

— Все в порядке, — ответила Лиза; она не знала, что говорить дальше.

— Ты что-то хотела мне сказать?

— Да ничего особенного…

— Зачем же тогда позвонила? — удивился Арсений. — Я думал, у тебя случилось что-нибудь.

— Проконсультировать хотел? — усмехнулась Лиза. — Ты что, уже стал частным невропатологом?

Волнение, которое не отпускало ее с той минуты, когда она услышала его голос по телефону, вдруг исчезло само собой. Лиза спокойно смотрела на него и уже не понимала даже, зачем хотела его видеть. Нет, она и прежде знала, что их отношения невозобновимы. И все-таки ей казалось, что, увидев его, она сможет восстановить утраченное душевное равновесие — как будто даже воспоминания о том счастливом времени, когда они любили друг друга, могут оказаться целительными…

— Да, удалось наконец, — ответил Арсений. — У меня теперь в Склифе только дежурства — жалко, знаешь, совсем бросать, все-таки операционная практика огромная. Верчусь, в общем.

Теперь Лиза видела, что он все-таки изменился за этот год: плечи стали как будто шире, черты лица — резче, даже излучина губ, чувственных и нежных, стала, кажется, другой… И, главное, из его взгляда исчезла та трепетность, которая когда-то сводила ее с ума, — вместо нее появилась спокойная уверенность в себе.

Лиза поняла, что не сможет объяснить, зачем хотела его увидеть.

— Все прошло, Лиза? — вдруг спросил он, внимательно вглядываясь в ее лицо. — Все прошло у тебя?

Что-то встрепенулось в ней при этих словах — о чем он спрашивает, во что вглядывается в ее глазах?

— Ты о чем? — спросила она.

— Ну, все-таки ты так переживала тогда, после аборта, — спокойно объяснил он. — Конечно, и мне нервы потрепала порядком, но тебя было очень жаль.

Она не ожидала, что он скажет об этом так просто и даже равнодушно, как будто речь шла о чем-то, что произошло не с ними. Болезненное, тяжелое разочарование постепенно охватывало ее — хотя она ведь и не знала, каким его найдет, почему бы ему не быть именно таким?..

— А у тебя как дела? — спросила она. — Женился, кажется?

— Да, почти, — ответил Арсений. — Не расписаны, но живем вместе.

Наверное, он ожидал, что Лиза будет расспрашивать о его жене — но ей не было до этого никакого дела. Она вглядывалась в его лицо, пытаясь найти, сквозь эту безмятежную уверенность, хотя бы следы того, что она любила когда-то, — и не находила. «Может быть, это я сама утратила чуткость? — думала она. — А вообще-то какая разница, отчего мы стали совершенно чужими?»

Она боялась признаться себе в том, как надеялась, что ошиблась тогда, сказав ему: «Я тебя разлюбила». Может быть, просто были расстроены нервы, вот и сказала? Но сейчас, слушая его, видя его перед собой, она понимала: ошибки не было. И надежды теперь нет — она остается наедине с этой пустотой, она одна в этом непонятном мире, и ей некуда идти, когда она выйдет на улицу…

Арсений взглянул на часы.

— Извини, я тебя задерживаю. — Лиза встала. — Действительно, довольно глупо было тебя беспокоить без дела… Не обижайся!

— Да я не обижаюсь, — улыбнулся Арсений, и лицо его на мгновение осветилось прежним светом — светом молодости. — Ты ведь всегда такая была…

— Какая? — быстро спросила Лиза.

— Чувствительная, — ответил он. — Нелегко с тобой было в эмоциональном отношении, что и говорить. Хотя, конечно, в постели тебе не было равных — вот где чувствительность на пользу!..

— Что ж, прощай, — сказала она. — Рада была тебя повидать.

На прощание он задержал ее руку в своей, но Лиза отняла руку — может быть, он не прочь прямо сейчас повторить с ней постельные восторги, ей-то что до этого? Выйдя из кабинета, она сразу пошла по коридору к выходу; Арсений еще запирал дверь, потом пошел в другую сторону — к ординаторской.

Коридор показался Лизе бесконечным; она ничего не видела перед собой. «Он прав, — думала она, поскальзываясь на свежевымытом линолеуме. — Это цинично, конечно, — то, что он сказал, — но что обижаться на циничность, если это правда? Кому нужно все это — то, что он называет чувствительностью? Даже и в постели, наверное, прекрасно можно обойтись без этого — поднабраться только опыта…»