Единственная революция - [34]

Что создаёт разделение? Очевидно, что есть разделение, контраст, – белое и чёрное, мужчина и женщина, и так далее, – но в чём источник, в чём суть этой фрагментации? Если мы не найдём этого источника, фрагментация неминуема. Как вы думаете, в чём коренная причина этой двойственности?

«Я мог бы привести множество причин этого кажущегося бесконечным разделения, а так же и множество способов, которыми человек пытался построить мост между противоположностями. Интеллектуально я могу показать причины разделения, но это ни к чему не ведёт. Я часто играл в эту игру и с собой, и с другими. Я пытался с помощью медитации и волевых усилий ощутить единство вещей, быть единым со всем – но это тщетные попытки».

– Конечно, одно раскрытие причины разделения не приведёт к исчезновению разделения. Нам известна причина страха, но мы всё равно боимся. Интеллектуальное исследование теряет непосредственность своего действия, когда единственно важной оказывается острота мысли. Разрыв между»я»и»не-я», несомненно остаётся основной причиной этого разделения, хотя»я»старается отождествить себя с»не-я», которым может быть жена, семья, сообщество, или созданная мыслью формула Бога.«Я»всегда старается найти какое-то отождествление, но то, с чем оно отождествляет себя, всё ещё идея, понятие, воспоминание, построение нашей мысли.

Существует ли вообще двойственность? Объективно существует, например, свет и тень, но существует ли она психологически? Мы принимаем психологическую двойственность, как принимаем двойственность объективную; это часть нашей обусловленности. Мы никогда не подвергаем сомнению эту обусловленность. Но существует ли разделение психологически? Существует только то, что есть, а не то, что должно быть. То, что должно быть, есть разделение, созданное мыслью, чтобы избежать или преодолеть реальность того, что есть. Отсюда борьба между действительностью и абстракцией. Абстракция – это нечто фантастическое, романтическое, идеал. Действительность – это то, что есть, всё прочее нереально. Именно нереальное вызывает фрагментацию, вовсе не действительность. Боль действительна; не-боль – это удовольствие мысли, которая вводит разделение между болью и состоянием её отсутствия. Мысль всегда разделяет – это и разделение во времени, это и пространство между наблюдающим и объектом наблюдения. Существует лишь то, что есть, и видеть то, что есть без мысли в качестве наблюдающего – это конец фрагментации.

Мысль – не любовь; но мысль как наслаждение ограничивает любовь и приносит с собой боль внутри этого ограничения. В отрицании того, чего нет, остаётся то, что есть. В отрицании того, что не является любовью, есть любовь, в которой перестаёт существовать»я»и»не-я».

2

Чистота и простор – это расцвет медитации. Нет чистоты без пространства. Невинность не означает незрелости. Мы можем быть физически зрелыми, но то обширное пространство, которое приходит вместе с любовью, невозможно, если ум не освобождён от множества следов опыта. Именно эти шрамы опыта препятствуют чистоте. Освобождение ума от постоянного давления опыта есть медитация.

Как только садится солнце, приходит странное спокойствие и ощущение, что всё вокруг приходит к концу – хотя и автобусы, и такси, и шум продолжают существовать. Это чувство отстранённости как будто пронизывает всю вселенную. Вы, должно быть, тоже переживали его. Часто оно приходит совершенно неожиданно; кажется, что странное спокойствие и мир изливаются с небес и покрывают всю землю. Это – благословение, и красоту вечера оно делает безграничной. Сверкающая после дождя дорога, автомобили в ожидании хозяев и пустой парк будто составляют его часть; и смех проходящей мимо парочки никоим образом не нарушает мира этого вечера.

Обнажённые деревья со своими тонкими ветвями чернели на фоне неба; они ждали весны, и весна была уже совсем близко, за углом и торопилась на встречу с ними. Уже виднелась свежая трава; цвели фруктовые деревья. Местность медленно оживала; с вершины холма вы могли видеть город со множеством куполов; один из них был более надменным и высоким, чем прочие. Можно было видеть плоские верхушки сосен, и вечерний свет падал на облака. Казалось, весь горизонт заполнен этими облаками; гряда за грядой они скапливались вокруг холмов, принимая самые причудливые очертания, напоминавшие замки, которые никогда не строил человек. Среди них виднелись глубокие пропасти и громоздящиеся вершины. Все эти облака освещало тёмно-красное зарево, некоторые же из них казались охваченными огнём и освещёнными не солнцем, а внутренним сиянием.

Эти облака не создавали пространство; они пребывали в пространстве, простиравшемся, казалось, без конца и края, от вечности к вечности.

В ближнем кусте пел дрозд, и это было непреходящее блаженство.

Их было трое или четверо, и они привезли с собой жён – и все мы уселись на полу. В этом положении окна оказались очень высоко, чтобы видеть сад или стену напротив. Все они были профессионалами. Один сказал, что он учёный, второй назвался математиком, третий оказался инженером; это были специалисты, не выходившие за пределы своей специальности, – как выходит река из берегов после сильного дождя. Именно выход из берегов обогащает почву.