Единорог и три короны - [31]

Она не ведала страха, встречаясь с врагом лицом к лицу, с оружием в руках. Но сейчас ее окружали коварные, безжалостные враги, против которых она была беспомощна, — именно это обстоятельство приводило ее в ужас. И вдобавок ко всему она была прикована к кровати, лишенная способности защищаться.

Нужно бежать — бежать во что бы то ни стало, пусть даже с риском для жизни! В конце концов, лучше погибнуть самой, чем в страхе поджидать убийцу.

Она ждала вечера в лихорадочном нетерпении, спрашивая себя, хватит ли у нее сил решиться и осуществить смелый до безрассудства план. Но выбора не было — она должна это сделать!

Когда д’Амбремон, как обычно, зашел за ней, чтобы отвести на вершину башни, она посмотрела на него невидящим взором и двинулась вперед, будто автомат. Он поразился призрачной бледности ее лица, но приписал это пережитому волнению — все-таки она побывала на краю могилы, что не могло не повлиять даже на такую бесстрашную амазонку, как Камилла.

Поднявшись на башню, девушка прежде всего отыскала взглядом своих друзей — их нужно предупредить о том, что она задумала. Жестом подан им сигнал и не дожидаясь ответа, она повернулась к шевалье и устремила на него долгий взор. Сердце у нее мучительно сжалось. Быть может, через несколько секунд она погибнет — так пусть же воспоминание об этом красивом лице будет последним в ее жизни!

Ей хотелось поговорить с ним, проститься… Сказать то, что невозможно произнести! Она подошла к нему совсем близко, почти коснувшись его, и прошептала дрожащим от волнения голосом:

— Сударь, я знаю, что виновата перед вами…

Ее огромные голубые глаза, казалось, молили о снисхождении. Сохраняя бесстрастное выражение лица, он ждал, заинтригованный этим тоном и пристальным взглядом. А она продолжала:

— Я причинила вам много неприятностей, ранила вас в плечо. Из-за меня вы провели много часов в этой крепости, хотя у вас, конечно, масса развлечений в других местах. Но вы должны знать, что я не держу на вас зла и ничего дурного сделать не хотела. Обстоятельства вынудили меня поступать именно так, а не иначе. Возможно, сложись все не столь драматически, мы могли бы стать друзьями… Пока же я прошу вас простить меня!

Донельзя изумленный этой торжественной декларацией, Филипп даже и не подумал прервать монолог Камиллы какой-нибудь иронической репликой. Она была невыразимо прекрасна в эти минуты, и у Филиппа защемило сердце при мысли, что этому хрупкому грациозному созданию угрожает опасность. Он хотел спросить ее, зачем она завела такие странные речи, но не смог вымолвить ни слова, ибо был слишком взволнован и предпринимал отчаянные усилия, чтобы это скрыть. С невыразимой тревогой он следил за ней, а она медленно подошла к зубцам стены и, склонившись вниз, испуганно вскрикнула:

— Господи, как же здесь высоко!

— Черт возьми, не надо глазеть вниз, если у вас кружится голова! — бросил он, силясь утаить смятение за грубостью тона.

Он не успел еще закончить фразу, как увидел, что Камилла вскочила на парапет и бросилась вниз, в пустоту!

Словно безумный, он устремился за ней и, похолодев от ужаса, понял, что она упала в черные воды рва. Задыхаясь, он всматривался вниз в тщетной надежде, что девушка вынырнет. Но она не показывалась — конечно, утонула, оглушенная падением с такой высоты!

В отчаянии молодой дворянин отпрянул от стены. Во рту у него пересохло, в глазах помутилось. Он не мог поверить в то, что случилось на его глазах, и одновременно проклинал себя. Его переполняло чувство вины, как если он сам собственными руками столкнул Камиллу в пропасть. Своей жестокостью и упрямством он довел молодую женщину до крайности. Она взывала к нему о помощи, говорила, что в нем ее последняя надежда, а он отверг ее мольбы и радовался ее унижению!

Он вспомнил ее последние слова — какой она выглядела бледной и испуганной, когда говорила их! А он ничего не заподозрил, не догадался, что она готова избавиться от мучений даже ценой жизни… Он был просто слеп, а теперь уже ничего нельзя поправить!

Дело даже не в том, что он не справился с поручением. Он чувствовал, что со смертью этой девушки теряет не только свой престиж в глазах короля — вместе с ней умерла какая-то часть его души. У него появилось ощущение, что он упустил единственный в жизни шанс, хотя не смог бы объяснить себе, в чем заключается этот шанс. Ему словно бы отсекли руки, и тело его терзала такая же страшная боль, как опустошавшая душу мука.

Филипп воочию увидел страшную картину: это изумительное девичье тело, залитое черной жижей, прелестный рот, забитый тиной, изумительные глаза, вылезшие из орбит. Ноги у него подкосились, и он рухнул на колени — он был убит, уничтожен. Даже долг солдата потерял для него всякое значение — он не мог покинуть проклятую башню, чтобы подать сигнал тревоги. Он перестал быть офицером короля — теперь что был просто обезумевший от горя человек, который плакал не стыдясь своих слез.

Он сам не знал, сколько времени провел стоя на коленях и закрыв лицо руками. Но внезапно ему пришла в голову мысль, что еще не все потеряно. Надо прыгнуть в ров, попытаться найти ее, вытащить и привести в чувство…