Единородная дочь - [27]

«Привет, Джули», — телепатирует губка Аманда. «Нам нельзя разговаривать», — отвечаешь ты. «Почему?» — «Это похоже на чудо». — «Поговорить с обычной губкой — это тебе не солнце остановить», — возражает Аманда. «И все-таки лучше не стоит».

Ты скользишь дальше, все глубже и глубже в шоколадно-ледяную тьму.

Как-то, с год назад, вы с папой сидели на тахте и листали альбом шедевров живописи. На твоей любимой картине «Рождение Венеры» в огромной ракушке гребешка стояла женщина с длинными волосами такого же цвета, как начинка из тыквенного пирога «Тейстикейк». И тогда ты решила, что именно вот так к тебе приплывет когда-нибудь твоя мама. Здесь, на дне пролива Абсекон, раскроется гигантская ракушка и из нее выберется Бог, поднимется на поверхность и начнет расспрашивать людей: «Вы не знаете, где живет моя девочка, Джули Кац?» — «Да, да, она ждет вас. Отправляйтесь к маяку на мысе Бригантин». Каждый вечер перед сном воображение рисует тебе одну и ту же картину: на пороге домика появляется Бог, с белого мокрого платья стекает вода, волосы собраны сзади узлом и переплетены лентами из водорослей. «Джули?» — «Мама?» — «Джули!» — «Мама!» Потом мама с папой женятся, и вы все вместе живете на маяке, что расположен как раз над пещерой с морскими питомцами.

Однажды на полу пещеры что-то забелело. Ты осторожно потрогала ногой — что-то твердое, похороненное под слоем песка. И ты принялась разгребать песок. Так надеялась, что обнаружишь сейчас нечто такое… Будешь копать и копать, пока на поверхности не покажется та самая гигантская ракушка, и она откроется, и из нее…

Увы, перед тобой не врата в райскую обитель, а череп, белая безжизненная маска, как те, в которые наряжаются на Хэллоуин. Пустые глазницы, безгубый оскал. Ты продолжаешь копать. И вот леденящая душу находка полностью предстает твоему взору, каждая косточка на месте. Тебя пронимает дрожь. Это, наверное, моряк с одного из тех кораблей, о которых часто рассказывал папа. Бедняга пошел ко дну вместе с «Уильямом Роузом» или «Люси II». Ты сжимаешь костяную длань, грубую и холодную, как коралл, жмешь все крепче, крепче…

Оживлять нельзя. Они все ждут от тебя чуда. Совершишь чудо, и тебя заберут.

Возвращение требует большой осторожности. Всплывать сразу нельзя. Если спасатели увидят ребенка на опасной глубине, они такой трам-тарарам устроят! Поэтому ты медленно бредешь по дну, пока над головой не появляются чьи-то ноги, болтающиеся в воде, словно корни кувшинок.

Ты всплываешь, разбивая зеркальную поверхность, и ощущаешь на лице чистый горячий воздух. На Променаде толпа отдыхающих, снующих из одного казино в другое. А на дне залива солнце, словно чья-то мама, присматривающая за тобой, мягкое, спокойное, терпеливое. Здесь же оно горячее и безжалостное. Именно так многие представляют себе Бога. Бог — твоя мама, но что толку, если она ни разу не прислала тебе открытку на день рождения. С чего вдруг ей вздумалось запихнуть тебя в эту дыру, в этот грязный старый город, где взрослые только тем и занимаются, что играют в разные глупые игры? Это нечестно. Вот у Фебы есть мама. У всех есть.

Ты, прищурившись, поглядываешь на слепящее солнце и думаешь: что, если в этот момент Бог украдкой поглядывает с небес и видит, как здорово его крошка умеет плавать?

В конце четвертого класса Джули и ее одноклассники должны были написать сочинение на тему «Мой лучший друг». Проблема прежде всего состояла в том, как рассказать о Фебе и не навлечь при этом на себя и на подругу неприятностей. «Прежде всего, — начала Джули, — мне нравится дружить с Фебой Спаркс, потому что с ней всегда весело».

Благодаря Фебе Джули умела мастерски забрасывать камни в окна пустовавших бунгало и забираться в плавательные бассейны отелей. Только за последний месяц Феба научила Джули курить, разрисовывать из пульверизаторов фургоны, запускать бумажных змеев с написанными на них ругательствами, а еще, стоя на железнодорожном мосту, писать, как мальчишки, искристой струйкой.

«С моей лучшей подругой мы любим продавать герл-скаутское печенье», — продолжала Джули.

Корни этих многочисленных проказ уходили в магазин «Смитти Смайл». Редким вечером тетя Джорджина, которая точно знала, как должна вести себя добропорядочная мать, не приносила домой какую-нибудь забавную пищалку, аэрозоль-пукалку или что-нибудь не менее познавательное.

— Полусирот, вроде нас с тобой, всегда балуют, — заметила Феба, вручая Джули свои сокровища, которые хранила в седельной сумке, переброшенной через деревянного львенка. Этого львенка она в свое время стащила с разобранной карусели на Железном пирсе.

— Что значит «балуют»?

— Мы всегда получаем все, что захотим. Просто наши родители чувствуют себя виноватыми, что не женились или не вышли замуж.

— Ты что же, надеешься, что твой папа когда-нибудь заявится? Вот так возьмет и войдет однажды вечером в дверь, наверное, во время ужина?

— Я все время об этом думаю. Мама говорит, что он биолог-маринист, очень умный и талантливый. — Феба вытащила обойму дымовух, имитирующих сигареты. — Чудно, я никогда даже фотки его не видела, но запросто представляю, как он стоит в своей форме и смотрит в микроскоп.