Единородная дочь - [18]

— Благодарю. Ответь мне, кто это.

— Это будет «Америкен экспресс», «Мастер кард» или «Виза»?

— «Виза». — Билли вынул из бумажника кредитную карточку. — Кто это?

— Иисус. — Беверли взяла карточку и вынула кожаный футляр, наподобие того, в каком Билли хранил свои запонки. — И как мы все оформим? Стандартный вариант, или мы расположены…

— Стандартный. Ты знаешь, почему он на этом кресте?

— Да уж. Восемьдесят пять долларов, годится?

— Годится. — Билли повел ее в неф, погруженный в торжественную тишину. — Верь в него, сестра моя. — Он щелкнул переключателем, приглушая свет люстры. — Его кровь исцелит тебя.

— Ага. — Беверли уверенно шагала вдоль прохода. Ни дать ни взять невеста Антихриста, подумалось Билли. — Ну и как мы предпочитаем? — спросила она. — На полу или на скамье? — Девушка открыла свой кожаный футляр, в котором, как оказалось, было пять тонких пробирок, наполненных голубой жидкостью разных оттенков. — Я думаю, алтарь тоже имеет неплохие возможности. — Подойдя к передней скамье, она расставила пробирки и принялась раскупоривать их. — Позвольте ваш пальчик.

— Что?

— Пальчик, милый. — Беверли вынула из футляра одноразовую иглу и тонкую стеклянную трубку. — Не бойся, больно не будет, я настоящий спец. — Ее мастерство и правда впечатляло: уверенный укол — и яркая нить крови Билли побежала по стеклянной трубке. Девушка осторожно опустила по три капельки в каждую пробирку. — Не обижайтесь, отче. — Запечатав первую пробирку, она подняла ее к свету. — Со всеми вашими экспериментами излишняя осторожность не помешает. — Последовала вторая пробирка, третья, четвертая… — Отлично, отче, можно без презерватива, если только он не входит в условия эксперимента.

До сих пор вожделение было для Билли абстрактным грехом, соблазном, но сейчас оно приобретало четкие очертания, выливаясь в доказательства, утверждаясь, как знамение свыше. Ну кто иной, кроме Великой Блудницы Вавилона, вел бы себя вот так, бесстыдно сбросив пурпурное одеяние и растянувшись на алтаре, бросая вызов Небесам своей обнаженной грудью? Она поманила его к себе, и он послушно пошел к ней, тем самым сделав доказательство неоспоримым. Кто, как не «мать мерзостям земным», заставила служителя Господа лечь с ней? Скрипя зубами, он позволил ей расстегнуть ему ремень, ширинку и спустить штаны вместе с широкими боксерскими трусами до колен.

— Ты примешь Иисуса Христа? — спросил он.

— Ну конечно, все, что там у тебя есть.

— Примешь?

— Не сомневайся.

С этого мгновения их действия озарились огнем спасения, сладковатый запах Беверли превратился в благовоние, ее белое вздрагивающее тело стало храмом, ее нежные чресла — новорожденным ягненком. Они поцеловались, соединились. Алтарь словно проваливался под ними — это херувимы возносили их к Небесам. Крестить можно по-разному, есть столько возможностей! Можно водами Иордана, как Иоанн, можно Святым Духом, как Иисус…

Щедрая порция крестильной жидкости излилась из Билли, завершив искупление Беверли. Смеясь и воркуя, она скользнула с алтаря.

— Я бы хотел ее купить, — сказал Билли.

— Купить ее? — Все еще в костюме Евы, Беверли уселась на переднюю скамью и вставила кредитку Билли в маленькую портативную машинку.

— Твою рубашку.

— Дай подумать. Пятьдесят баксов, идет? — Высунув кончик языка, она впечатала его адрес. — Всего получается сто тридцать пять. Подпишись вот здесь, солнышко.

Он подписал. С радостью. Это была ночь небывалой победы Христа, разоблачения и спасения Вавилонской Блудницы. Раскрылось подлинное название города, упрочилась вера Билли в свою миссию. И все же он понимал, что перед ним непростая задача. Каким-то образом он должен увлечь за собой паству, в данный момент больше озабоченную налоговыми льготами и счетами врачей-ортодонтов, чем Вторым Пришествием, сделать из них настоящих воинов.

Тимоти. Все началось с него. Благодаря тому чуду удивительного прозрения Билли знал, что воля его — это воля Господа, и свято верил, что найдет способ убедить своих прихожан в эсхатологической необходимости сожжения города. Да, Дороти Мелтон, ты со своей смехотворной шляпкой была избрана в армию Спасителя. И ты, Альберт Дюпре, пусть ты едва только слез с иглы. Близок день, когда вы обрушите кару небесную на Вавилон. Что касается тебя, Уэйн Аккерман, король страховых агентов, то ты, брат мой, встретишь двухтысячный год, возводя стены Нового Иерусалима, этой великой безводной пристани, которой предначертано снова встретить на земле Иисуса.

— Спокойной ночи, котик, — проворковала Беверли, набрасывая плащ. Она упаковала свой лабораторный инвентарь. Так же уверенно прошагала по проходу к двери и исчезла за ней, отправившись обратно в Вавилон, именуемый Атлантик-Сити.

С открытыми глазами, облаченная лишь в прохладные воды пролива Абсекон, ты начинаешь погружение. Все ниже, ниже спускаешься ты, к заветной пещерке твоего детства, где жили твои питомцы. Мимо проплывает серебристая стайка трески, и ты случайно улавливаешь обрывки их болтовни. А вот интриганки-медузы о чем-то заговорщически шепчутся. Но тебе недосуг прислушиваться к их разговору, тебе не дают покоя другие, более важные вопросы: природа твоего божественного происхождения, Никейский Собор, секс.