Эдгар Аллан По. Поэт кошмара и ужаса - [35]

Далее в статье подробно, с казавшимися принципиально достоверными деталями, описывался трансатлантический перелет. Например, там до занудства подробно излагалось устройство летательного аппарата: "Шар имел форму эллипсоида. Длина его составляла 13 футов 6 дюймов, высота — 6 футов 8 дюймов. Он вмещал около трехсот двадцати кубических футов газа и, при применении чистого водорода и тотчас по наполнении, пока газ не успевал частично разложиться или выйти, обладал подъемной силой в двадцать один фунт. Общий вес его составлял семнадцать фунтов, так что около четырех фунтов оставалось в запасе. Под шаром помещалась легкая деревянная рама длиною около девяти футов, прикрепленная к нему с помощью обычной сетки. К раме была подвешена плетеная лодочка или корзина.

Винт модели состоит из оси, сделанной из полой латунной трубки длиною в восемнадцать дюймов, в которую под углом в пятнадцать градусов пропущено несколько двухфутовых спиц из стальной проволоки, выступающих на один фут с каждого конца трубки. Наружные концы этих спиц соединены посредством скреп из сплющенной проволоки — и все это образует остов винта, обтянутый промасленным шелком с прорезями, натянутым так, чтобы представлять достаточно гладкую поверхность. Концы оси винта поддерживаются опорами из полой латунной трубки, прикрепленной к обручу В нижних концах этих трубок имеются отверстия, в которых вращаются шкворни оси. Из конца оси, ближнего к пассажирской корзине, выходит стальной стержень, соединяющий винт с шестерней пружинного устройства, находящегося в корзине. С помощью этой пружины винту придают быстрое вращение, сообщающее поступательное движение всему воздушному шару".

Герои рассказа вели дневник, в котором они так же скрупулезно фиксировали увиденное "под винтом воздушного шара": "Нынче утром ветер с десяти упал до восьми-девяти узлов и несет нас со скоростью тридцати морских миль в час или более. При этом направление его заметно переместилось к северу; сейчас, на закате солнца, мы держим на запад главным образом с помощью винта и руля, которые служат нам отлично. Конструкция представляется мне во всех отношениях удачной; задачу передвижения по воздуху в любом направлении (кроме разве прямо навстречу урагану) я считаю решенной. Против вчерашнего ураганного ветра мы не могли бы лететь; но могли, бы, если нужно, подняться выше него. А против обычного свежего ветра мы, несомненно, можем двигаться с помощью винта". Или: "Весь день дует сильный и устойчивый ветер с северо-востока; до сих пор судьба нам явно благоприятствует. Перед рассветом мы были встревожены странными звуками и сотрясением внутри шара, сопровождавшимися быстрым кажущимся снижением аэростата. Причиной этого явилось расширение газа вследствие повышения температуры воздуха и вызванное этим растрескивание ледяной корки, которая образовалась за ночь на поверхности сетки. Мы сбросили находившимся внизу судам несколько бутылок. Видели, что одна из них была подобрана крупным судном — очевидно, одним из пакетботов нью-йоркской линии".

По даже постоянно подчеркивал легкость путешествия, проведенного на столь совершенном аппарате: "Достаточно, чтобы такой ветер, как нынешний, мчал шар пять-шесть дней (а эти ветры часто длятся и дольше), и путешественник легко преодолеет за это время расстояние от побережья до побережья. При таком ветре просторы Атлантики — не более чем озеро".

Но даже в столь прозаическом и намеренно стилизованном под документальный отчет тексте По все же прорывалась его истинная сущность поэта и художника, склонного к ярким метафорам и преувеличениям: "А сейчас меня более всего поражает глубокое безмолвие, царящее на море под нами, несмотря на волнение. Воды не возносят голоса к небесам. Огромный светящийся океан извивается и бьется, не издавая жалоб. Гигантские валы похожи на множество огромных немых демонов, мечущихся в бессильной ярости. В такую ночь, какова для меня нынешняя, человек живет — она равна целому столетию повседневности, — нет, я не променял бы этого восторга даже на столетие будничного существования".

Эдгару По удалось произвести настоящую сенсацию, вызвавшую бешеный ажиотаж у публики. Газету с рассказом, выданным за отчет о подлинных событиях, расхватывали с такой жадностью, что даже сам автор не успел приобрести себе экземпляр. Лишь через два дня "Нью-Йорк сан" разоблачила собственную мистификацию, вызвав целый шквал возмущения, недоуменных толков и саркастических замечаний. Например, журналист Джеймс Гордон Беннетт в "Нью-Йорк геральд" злобно написал, что "когда какой-то неумелый болван создавал эту мистификацию, он должен был привлечь к работе несколько людей, обладающих достаточным здравым смыслом и знаниями, чтобы указать правильное расположение всех населенных пунктов и других местностей, встреченных по ходу повествования. А так получилась откровенная нелепость…"

В наше время "История с воздушным шаром" выглядит наивно и даже примитивно, уступая по силе фантазии и "Необыкновенному приключению некоего Ганса Пфааля", и последним страницам "Повести о приключениях Артура Гордона Пима". Но в истории научно-фантастической литературы это произведение Эдгара По занимает немаловажное место. Долгие годы многочисленные эпигоны американского гения будут действовать по разработанной им схеме — описывать фантастические события, жестко придерживаясь представлений публики о возможном уровне развития науки и техники на данном этапе существования человечества. Как ни смешно это прозвучит, но помимо всего прочего Эдгар Аллан По оказался еще и создателем так называемой "научной фантастики ближнего прицела". Причем среди его последователей на этом пути окажутся не только бесталанные ремесленники, но и такой титан научной фантастики, как Жюль Верн. Талантливый французский прозаик во многих романах и повестях намеренно не поднимался выше того уровня фантастичности, который установил По в своей "Истории с воздушным шаром".