Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр - [8]

Итак, ранним утром я и мои попутчики сошли на берег и направились на ливерпульскую станцию Лайм-стрит, где сердечно распрощались друг с другом. Мистер и миссис Уоллис оставались в Ливерпуле у родственников. Мистер Эсквит направлялся в Манчестер – читать лекцию о моральной пользе трезвости, а мисс Николсон ехала в Престон навестить свою престарелую мать. Мистер Мэкки же собирался в Лондон на «роскошное театральное представление собственного произведения». То ли написанную им пьесу должны были ставить в каком-нибудь маленьком театре, то ли он убедил невинную богатую девицу выйти за него замуж – я не стал расспрашивать. Оба мы проследовали к лондонскому поезду, но не предполагали более встречаться и сели в разные вагоны.

Купе оказалось довольно комфортабельным. Устроившись, я начал размышлять о назначенной встрече с шевалье Огюстом Дюпеном в гостинице Брауна. Я познакомился с ним в 1832 году, когда жил в Париже. Местом нашей встречи оказалась библиотека на рю Монмартр, где мы разыскивали один и тот же редкий томик стихов, «Тамерлан и другие поэмы», и это совпадение вызвало длительную беседу о наших интересах, в которой выяснилось, что мы оба разделяем страсть к загадкам, головоломкам и тайным знакам. Спустя некоторое время Дюпен предложил мне пожить у него, что я и принял с благодарностью, так как деньги подходили к концу. Дюпен, по-видимому, тоже был в стесненных обстоятельствах, но запущенность его дома не отражала состояния его ума – он был великим эрудитом и мыслителем, перед которым не могла устоять ни одна загадка. Редко выпадал мне случай провести вечер столь же интеллектуально, как в беседе с Дюпеном, обсуждая его обширную библиотеку или исследуя ночной город. Эта разделенная симпатия придавала мне уверенности, что вместе мы сможем ответить на все вопросы, терзавшие меня с тех пор, как новая жена моего отца прислала мне письма в шкатулке красного дерева и сообщила, что это мое наследство.

Постепенно мой неугомонный ум успокаивался под действием усыпляющего вида из окна вагона – бесконечные зеленые поля, сумрачные леса и небо в облаках – пока эти картины не исчезли и я не погрузился в беспокойную дрему. Не знаю, сколько времени прошло, но, когда я открыл глаза, было совершенно темно, и мне показалось, что в купе кто-то есть. И тут в непроглядной тьме блеснули два безумных фиалковых глаза! Мое тело окаменело. Женщина с бледной кожей и угольно-черными вьющимися волосами возникла из мрака и двинулась ко мне, скользя так бесшумно, словно она была частью самой ночи. В руке она держала бокал. Когда она оказалась передо мной, три или четыре капли рубиновой жидкости упали в него, будто капли бриллиантовой крови, и она поднесла зловещий сосуд к моим губам, вынудив испить сию чашу. Затем она придвинулась еще ближе, и ее волосы – чернее, чем вороново крыло – обволокли меня и потащили – глубже и глубже – в удушливый мрак…

* * *

Свисток паровоза и собственный жуткий вой встряхнули и разбудили меня, как раз когда мы въехали на Юстонский вокзал. Я вышел в призрачный, освещенный газом мир и быстро добрался до наемного экипажа, наказав вознице отвезти меня в гостиницу Брауна. Мы неслись по улицам Лондона со сверхъестественной скоростью, копыта лошади грохотали по мостовой, точно поступь самого дьявола. Иногда я сомневался, пройдет ли экипаж узенькой улочкой, не опрокинемся ли мы, заворачивая за угол на полном ходу. Из-за копоти, покрывавшей окна, и тщетных попыток сохранить достоинство, трясясь на ненадежном сиденье, города я почти не разглядел. К тому времени, как повозка остановилась, я так запыхался, будто все это время бежал наперегонки.

От усталости после долгого путешествия и последствий морской болезни меня пошатывало, словно пьяного, но атмосфера гостиницы заметно улучшила мое состояние. Безраздельное господство Англии в искусстве внутренней отделки было наглядно представлено уже в фойе. Здесь не было крикливой роскоши, столь обычной для Америки, где задает тон аристократия доллара. Настоящей английской знати не пристало вульгарно выставлять напоказ свои богатства.

Портье, усатый лысеющий человек лет, вероятно, тридцати пяти, но выглядящий на добрый десяток лет старше, был расторопен и учтив, несмотря на смущение, которое я не смог скрыть, увидев недельный счет за наши с Дюпеном номера. Номера в гостинице бронировал не я, а агент, занимавшийся и покупкой билета на «Ариэль», и их стоимость оказалась столь поразительной, что, не пригласи я своего прославленного друга помочь в моем расследовании, наверняка отправился бы искать жилье подешевле. Но оконфузить его предложением перебраться в гостиницу попроще я, безусловно, не мог. К тому же, нужно ведь хоть раз в жизни насладиться изысканным комфортом, которого я был лишен с тех пор, как мои приемные родители почти что выжили меня из дома!

– Мы уверены, что ваши апартаменты полностью удовлетворят любые ваши потребности. Если же потребуется что-либо еще, не стесняйтесь спрашивать, – сказал портье, передавая мне ключ от номера восемь.

– Неплохо бы сигар.

– Мы взяли на себя смелость доставить их загодя, сэр.