Эдельвейсы растут на скалах - [3]
— Доктор, а нельзя отделаться таблетками или какими-нибудь припарками?
— Боюсь, что нет.
— По правде сказать, не хотелось бы, чтобы долбили голову. Но что поделаешь? Начальству виднее.
— Оперировать будут на надпочечниках, они у вас, по-видимому, увеличились.
— Вот так штука! Болит голова, а резать будут почки…
— Не почки, а надпочечники. Это возле почек вот такие, — врач показал фалангу мизинца, — небольшие железы. Это они слишком много гормонов вырабатывают.
«Надо же, какие мудреные детали во мне, а я и не знал».
— Мы написали запрос в Москву, в Институт экспериментальной эндокринологии. Это все, чем мы можем вам помочь. Рады бы, да… — И врач беспомощно развел руками.
Прошел месяц, а из Москвы никакого ответа.
Меня выписали из больницы, направили на ВТЭК — там дали инвалидность второй группы… Да, никому не дано знать, что ждет тебя завтра, через пять минут. В жизни, бывает, средь ясного неба гремит гром… Еще на заставе я как-то спросил у своего командира, почему, собственно, год службы нам засчитывается за полтора. Служить-то все равно, как медному котелку, до определенного возраста, пусть хоть год за десять идет.
— А вот пойдешь на пенсию, тогда стаж будет считаться не календарный, а за год — полтора, — пояснил начальник заставы.
Помню, я тогда только свистнул: для меня в то время понятие о пенсии связывалось с далекой и потому казавшейся невозможной старостью: я — дедушка, окруженный внуками!.. Ну и ну… Мне, только-только разменявшему третий десяток, такая картина представлялась дикой.
И вдруг колесо жизни так вильнуло, что не прошло и трех лет, а я уже на пенсии…
Вызов в Институт экспериментальной эндокринологии пришел через полгода. Здесь для начала меня повели в конференц-зал. Профессор, высокая женщина с властным выражением лица, стала задавать вопросы:
— Сколько вам лет?
— Двадцать четыре.
— Вы всегда были таким полным?
— Худым никогда не был, но за последние полгода очень прибавил в весе.
— Воды много пьете?
— Да… Иногда просто не могу напиться. Особенно к вечеру.
Она поворачивала меня то одним, то другим боком и поясняла аудитории:
— Посмотрите: типичный, наглядно выраженный «Кушинг»: лицо лунообразное, жировые отложения на туловище, шее, голове, а конечности худые… У вас руки были толще?
— Да. У меня были сильные руки — двухпудовыми гирями я играл, как мячиками.
— Вы кто по профессии?
— Не знаю, что и ответить… Окончил пограничное училище, служил на заставе. Когда давление повысилось, был уволен из армии. Окончил техническое училище, стал работать машинистом крана, поступил в институт и вот…
— Когда же вы все успели?
— Очень просто: после десятилетки — в училище, потом — граница. Я и жениться успел!
— Ничего, не отчаивайтесь, мы вас вылечим. — Кому-то кивнула: — Госпитализировать.
Меня привели в палату. В палате всего три койки. У двери умывальник. Над ним большое зеркало. На окнах белые полотняные шторы.
Соседи были на месте, только что пришли с обеда. Познакомились. Один был, видимо, уже пенсионер, полный, сутулый, с мешками под глазами, с астматической одышкой. Мне понравились его глаза: внимательные, доброжелательные.
Другим соседом был Володя, молоденький парнишка, очень веселый, и фамилия у него веселая: Боровиков. Он сразу стал вводить меня в курс. Потом показал фотокарточку:
— Вот каким я был до операции. Толще вас! — и засмеялся, не в силах сдержать радость. С фотокарточки смотрел страшно толстый человек. Возраст определить невозможно. Сравниваю с оригиналом — ничего общего между физиономией с поросячьими глазками, тупо смотрящими с фотокарточки, и — скуластым, ушастым, сияющим лицом Володи. Ему шестнадцатый год. Стройный, гибкий парнишка. «Надо же!..» — у меня в голове не укладывалось, что это — один и тот же человек.
— И не верится даже, что все это было со мной, — говорил Володя. — А тогда думал, что никогда уже не стану, как все люди. Домой приехал уже худым. Постучался. Мама вышла и спрашивает: «Тебе кого?» Не узнала сначала… Я не написал, что приеду, хотел неожиданно… обрадовать… — Володя замолчал. Он улыбался, а в глазах были слезы…
Я представил, как сам приезжаю домой, еще не совсем окрепший, зато похудевший… Своим ключом открываю дверь. В первое мгновенье жена не верит, что это я… Она будет рада, наверное, больше, чем я сам. Как испугала ее эта болезнь!..
— Пошли в хирургическое, сегодня Витьку Медынцева оперировали. Узнаем, как его дела, — предложил Володя.
— А разве можно?
Володя посмотрел на меня, как на младшего братишку, которому все нужно объяснять.
— Конечно, можно. Я обещал наведываться. Недавно он день рождения отмечал. Угощал конфетами. Ему пятнадцать исполнилось.
В послеоперационную палату Володя вошел, как к себе домой.
У кровати, поблескивая стеклами очков в золоченой оправе, высокая молодая врач манипулировала с системой колбочек и резиновых трубочек, смонтированных на металлической стойке. На самом верху системы закреплена стеклянная банка с прозрачной жидкостью.
— Здравствуйте, Алла Израилевна, — весело сказал Боровиков.
— Привет, Вова, привет, — поздоровалась она как с ровней. — Что, с сончаса сбежали?
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Данная книга не просто «мемуары», но — живая «хроника», записанная по горячим следам активным участником и одним из вдохновителей-организаторов событий 2014 года, что вошли в историю под наименованием «Русской весны в Новороссии». С. Моисеев свидетельствует: история творится не только через сильных мира, но и через незнаемое этого мира видимого. Своей книгой он дает возможность всем — сторонникам и противникам — разобраться в сути процессов, произошедших и продолжающихся в Новороссии и на общерусском пространстве в целом. При этом автор уверен: «переход через пропасть» — это не только о событиях Русской весны, но и о том, что каждый человек стоит перед пропастью, которую надо перейти в течении жизни.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.