Эдельвейсы растут на скалах - [11]
И вдруг он влюбился. В отделение поступила новенькая, ей лет девятнадцать, миниатюрненькая, симпатичная, с маленьким носиком и ямочками на щеках — как большая живая кукла; похожей на куклу делают ее и светлые, вьющиеся колечками волосы, и большие, чуть навыкате, голубые глаза. Витя зачастил в ее палату. Он не умеет прятать свои чувства — он всей чистой душой потянулся к ней. Святая простота! Он с робостью, как к божеству, прикасается к ее плечу, а она судорожно отстраняется. Он же ничего этого не замечает: ласкает ее взглядом, и рука вновь тянется к ней.
Все сочувствуют Вите и жалеют его. Мы решили как-нибудь отвлечь его. Девушку мы не осуждаем: в самом деле, что для нее этот ожиревший до безобразия мальчик? Да к тому же, как выяснилось, она недавно вышла замуж. И мы стали осторожно говорить Вите, что ему не следует туда ходить; была бы она холостая — другое дело. Витя соглашался… и продолжал целыми днями пропадать в ее палате.
А женщины жучили куклу, мол, что, тебя убудет, если приласкаешь мальчишку? Она же, вся в слезах, отвечала, что у нее есть муж, ей нет никакого дела до чьей-то любви, что она видеть не может этот жирный кисель, что по ней мурашки бегают, когда он прикасается… А женщины стыдили ее, говорили, что в больнице все равны: толстые и худые, симпатичные и не очень, что она не знает: может, завтра будет такая же, как Витя, — пусть представит, что у нее увеличилась не щитовидка, а надпочечники. Ему, может, жить осталось месяц-другой, а он так и не узнает ласкового прикосновения женской руки, доброго взгляда, не услышит в милом голосе нежной нотки. Ведь у него такая же душа, как у всех, а может, и лучше, чем у них, да и у нее тоже. Этим она не изменит мужу, и душа ее убытка не понесет, если приласкает того, кого судьба глухой стеной отгородила от всех человеческих радостей…
Победили женщины. Девушка сумела перебороть неприязнь: шутила с Витей, ерошила волосы, от чего Витя совсем потерял голову и всякое чувство меры: льнул к ней, клал голову на колени. Она все это стоически переносила. Но когда он попытался поцеловать — окатила таким взглядом, что он больше не осмеливался на подобную вольность.
А тут вскоре ее прооперировали. Теперь Витя не отходил от нее, преданней и опытней сиделки ей было бы не сыскать — он знал все тонкости ухода за послеоперационными (как, впрочем, каждый, кто долго скитался по больницам).
Эти восемь дней, пока ее не выписали, были самыми счастливыми днями в его жизни. В ней пробудилось к нему теплое чувство, возможно, это было чувство благодарности за преданность, за его заботу. Она смотрела на него грустными сестринскими глазами, клала ручку с ухоженными ногтями на его руку, и тепло ее ладони согревало безгрешное мальчишечье сердце; нежно касалась его щек, и у обоих в глазах блестели слезы: у нее — от сострадания, у него — от счастья…
А у меня снова обострилось чувство косвенной вины перед Диной… Медынцева ждет повторная операция. Значит, и мне этого не миновать… Сколько ж это еще протянется? Из-за меня пропадают лучшие ее годы. Ей хочется в кино, хочется, чтобы я был в военном. А тут в запорожских шароварах. Я уж — ладно. Пока молода, могла бы устроить свою жизнь. А если проболею не один год, да и… Тогда ей очень сложно начинать все сначала.
Мне уже два раза снится один и тот же сон. Будто пробираемся мы с нею меж диких скал, карабкаемся по отвесным утесам. Для страховки мы связаны длинной веревкой. Вдруг из-под моей ноги срывается камень, и я лечу в пропасть. Меня охватывает ужас. Не от мысли, что погиб, а от того, что через мгновение веревка натянется, и я увлеку Дину за собой. Я кричу: «Держись!!», выхватываю нож и успеваю перерезать веревку. И сразу испытываю облегчение — нет, я ликую! Я совсем не думаю о близкой гибели — я испытываю глубочайшее удовлетворение от того, что успел перерезать веревку. Исполнил свой последний долг…
И вот пишу ей письмо. Ох, как трудно писать об этом!..
«…Я все понимаю. Не хочу быть тебе обузой. Ведь понимаю, что стал не тот, что ты выходила не за такого. Если встретишь человека по душе, знай: ты свободна. Я не обижусь. И не хочу, чтобы из-за меня твоя жизнь пошла кувырком.
Но о двух вещах все же тебя попрошу. Пусть все будет честно. Пожалуйста, если уйдешь, то сделай это с достоинством. И если уйдешь к другому, то не создавай преград для моих встреч с Сережкой. Больше ни о чем не прошу…»
Как я не хочу, чтобы Дина когда-нибудь повторила Надю Топоркову! Не хочу, чтобы и она за моей спиной… Но об этом я не напишу. Это она сама должна. Если уж…
Отправил письмо. На душе почему-то очень тревожно. Может, не надо было посылать?.. Поймет ли она правильно?.. Нет, я должен был сказать, что она свободна. Если я нужен ей, она не придаст ему значения. А если стал в тягость, то это письмо поможет избавить ее от лжи. Что угодно, только не ложь!
Ответ пришел необычайно скоро. Кажется, я боюсь распечатывать.
«…Не смей больше присылать мне такие письма! У тебя, наверно, очень много свободного времени. А по ночам мучит бессонница. И от безделья в твоей голове рождаются такие глупые идеи. У меня тут и без этого твоего письма голова кругом идет. Мне ведь и так тяжело.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.