Echo - [14]
- А у Уть-уть ты готов был…
- А этот блядский рот здоровый, а платье, а туфли, а сама её поза…
- Конечно, её ведь тоже бабушки притиснули!..
- Но очень похожа на ту, мою. Я рассмотрел её всю, чуть ли не облапал, чуть ли не заплакал, вылез по головам на следующей остановке… Ужас меня душил; я стал прикуривать, но не мог, разбил зажигалку об асфальт… Меня всего трясло, я не знал, что делать, куда идти, как теперь жить…
- Я таких видел во множестве, - запросто сказала Репа, приготовляя улыбочку, коей у неё сдобривалось произнесение главных, добрых и разных по форме, но убийственных и тождественных по содержанию постулатов репофилософии «ну и что?» и «ну почему же?», – ну и что?
- Да а я-то! – заорал я, - мне ли их не видеть! Даже под ногтями грязь, и сами пальцы какие-то ублюдские – облупленные, тупые. С заусенцами, даже бородавка! – я кричал, жестикулировал и раздавил наконец в руке стаканчик. – Я видел и ручку Уть-уть, с тремя какими-то кольцами, но не это важное, а сама ручка… это просто такое…
Завалились девушки, я замолк.
- Ребя, давай можть их в тубзике… Лёнь, глянь: такие же, как в тралике! (Репа знает, как сделать из самой душной части вашей души плевательницу.)
- Добиваем из горла и уходим, - подытожил бесстрастный Саша.
На улице я уже понёс пуще прежнего – понёсся вскачь, нёс и нёс, забегая им наперёд, наперебой…
- Вот мне что интересно – а интересно меня читать или неинтересно? – восклицал я, а лингвистически-логически чувствительная Репа усмехалась, - я-то сам не могу - сам все эти события придумывал, сюжеты склеивал, невозможно читать! Если только как Достославный – он после каторги забыл все свои произведения, которые написал до каторги, даже имена героев; ему кто-то представляет: мол, как там у Вас, Фёдор Михайлович, а он не осознаёт, и после каторги сам стал читать то, что сам написал до каторги! (Репа вся увеселялась.) Меня интересует сюжет: как он – образуется или нет?..
Каким-то образом уловив над чем потешается Репинка, я стал рассказывать, как я отвечал на экзамене по английкому: «Rogozhin's passion to Nastasya Filippovna is destructive, but Myshkin’s passion to her is not only a passion - that is com-passion!». Репа такого не стерпела, вознеслась мыслию по древу – заявила, что никакой Америки не существует, а посему неча и переводить, если токмо так, для проформы… Я было сказал, что получаю оттуда письма, но сам запнулся и задумался. «И никакой Германии нет», - смачно произнесла Репа. – «А Бирюк куда уехал, по-твоему?!» – не выдержал логически-последовательный Саша. – «А никуда, - самодовольно ответствовала бессовестная Репа, - под Тамбовом сидит, в какой-нибудь избушке, я его, кстати, по-моему, пару раз видел где моя дача. Только этикетки шлёт на конвертах, как будто Германия или там Америка сраная…». Я стал рассуждать, что Тамбов по сути дела есть; в принципе есть и Москва – я там был – но по сути дела это тот же Тамбов, только в 50,6 раз больше (я специально измерял); а остальных, так сказать, городов и уж подавно Америк – это уж извини меня! Репа тут же сама явила, что «это всё пелевинщина». Я констатировал, что вот по ТВ Америку, Германию, Англию, Францию, Израиль, Украину, ну ещё Белоруссию с Лукашенко поминают регулярно, а ведь по идее сколько ещё стран на глобусе и о них – ноль; если провести статистику… Потом я перешёл на муравьёв – вот они живут в своём городе, в своей кучке, чуть ли не в своей планете, ну сколько они знают местность вокруг? Ну, допустим, в радиусе 50 или 100 метров и баста. Какая им Америка! А хотя, может, они по звёздам ориентируются, по своим спутникам, когда метров на… (Профаны загоготали.) Ну вот на развороте «Prodigy» такие муравьи, листорезы их, по-моему, называют – они со всех окрестных деревьев таскают листья, каждый муравей тащит по одному листу, вернее, по клочку… а на иных листах сидят пассажиры – тоже такие же муравьи, только раза в три меньше обычных, вот они-то… (С каждым словом этого моего околоестественнонаучного пассажа они всё набирали воздуха в рот, а на словах «вот они-то» их прорвало – хорошо отфыркнув, они опять зашли в столбняк – Санич задрав голову, закатив глаза, растворив рот, как наш вратарь Филя, Репа сморщившись, чуть не плача, спуская слюну с безвольной губы.) Вот мой башмак стоит, а могут ли они осознать, что это тоже существо стоит около них? – я всё не унимался и хотел, кажется, такое уже провозгласить, такое… Но Санич влез с «Городом» Саймака, а Репа поддакнула, заключив, что «это и есть «человеческий муравейник» - и я потерялся и озлился. Долой всю науку – она только проводит параллели, опутывает всё паутиной, ничего не видно!! Тут мне представляется О’Фролов с предельно эмоционально-экспрессивным докладом по языкознанию, сделанным в сортире филфака (где мы, конечно, волею ненормированности образа жизни проводили чуть не больше времени, чем в аудиториях) чуть позже его же уникального своей единственостью выступления на семинаре: «Ебал я в род вашу хуесосанскую фонологию! «При произнесении звука «а» язык упирается в верхние зубы, а нижняя челюсть незначительно выдвигается вперёд»!! Может у тебя, урод уебанский, и выдвигается! А все, главное, с умными рожами сидят и выслушивают! Может у тебя вообще … … … да ещё и выдвигается немного – и ебись конём двуглавофаллическим и копьём конометаллическим ты в ррот, проблядский и пропидорский змеехуесос охуярочный, – хуй те в ррот подарочный!»
Роман в очерках, по сути, настоящий нон-фикшн. В своей фирменной иронической манере автор повествует о буднях спальных районов: «свистопляске» гастарбайтеров за окном, «явлениях» дворовых алкашей, метро, рынках, супермаркетах, парках отдыха и т. п. Первая часть вышла в журнале «Нева» (№2, 2015), во второй части рассказывается о «трудах и днях» в Соборе Василия Блаженного, третья часть – о работе на крупной телекомпании.Впервые публикуется 2-я часть, полный текст 1-й части с предисловием автора.
Второй роман Алексея А. Шепелёва, лидера группы «Общество Зрелища», исповедующей искусство «дебилизма» и «радикального радикализма», автора нашумевшего в молодёжной неформальской среде трэш-романа «Echo» (шорт-лист премии «Дебют»-2002).«Maxximum Exxtremum» — «масимальный экстрим», совпадение противоположностей: любви и ненависти, высшего и низшего пилотажа экзистенциального бытия героев. Книга А. Шепелёва выделяется на фоне продукции издательства «Кислород», здесь нет привычного попсово-молодёжного понимания слова «экстрим».
Сборник необычных эротических новелл блестящего стилиста. «Ящерицы» – настоящий «эротический хоррор»; рассказ напечатан за рубежом, в журнале «Reflections» (Чикаго). «Велосипедная прогулка» – не публиковавшаяся ранее повесть; словно бы перешедшие из «Ящериц» сновидческая эрогротескная оптика, «но и не только». «Дневник WOWеристки» – не публиковавшийся ранее рассказ. «Новая сестра» – миниатюрный шедевр 1997 г., имеющий десяток публикаций. «Темь и грязь» – новелла с мрачноватым сельским антуражем.
1993-й год. Россия. Деревня. Разухабистые школьники захватывают школу… Им помогают не менее разухабистые фермеры… Германика отдыхает, да она пока что если и родилась, то под стол пешком ходит: текст и написан 16-летним автором-хроникёром в лихие 93—94-е годы!«В этой книге Шепелёв – первооткрыватель некоторых психологических состояний, которые до него в литературе, по-моему, ещё не описывали, либо описывали не настолько точно, либо не верили, что подобные состояния существуют». Сайт: chaskor.ru.
У Алексея А. Шепелёва репутация писателя-радикала, маргинала, автора шокирующих стихов и прозы. Отчасти она помогает автору – у него есть свой круг читателей и почитателей. Но в основном вредит: не открывая книг Шепелёва, многие отмахиваются: «Не люблю маргиналов». Смею утверждать, что репутация неверна. Он настоящий русский писатель той ветви, какую породил Гоголь, а продолжил Достоевский, Леонид Андреев, Булгаков, Мамлеев… Шепелёв этакий авангардист-реалист. Редкое, но очень ценное сочетание.
По вечерам по тёмной околице бродит человек и громко поёт: «Птица щастья завтрешнего дня, вы-бери меня!..» Это Коля Глухой, местный пьяница: ходит по селу, стучит в окна, требует самогону… Познакомьтесь с ним и с другими колоритными персонажами – жителями обычного села тамбовской глубинки. Не фольклорные, а настоящие современные крестьяне работают, отдыхают, веселятся и грустят, поют и мечтают. Об их настоящем, о советском прошлом с его ушедшей культурой с уважением и юмором рассказывает автор.
История рассказывает о трех героях, их мыслях и стремлениях. Первый склоняется ко злу, второй – к добру, ну а третий – простак, жертва их манипуляций. Но он и есть тот, кто свободен создавать самые замысловатые коктейли из добра и зла. Кто, если не он должен получить главенствующую роль в переломе судьбы всего мира. Или же он пожелает утопить себя в пороках и чужой крови? Увы, не все так просто с людьми. Даже боги не в силах властвовать над ними. Человеческие эмоции, чувства и упрямое упорство не дают им стать теми, кем они могли бы быть.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
После двух лет в Европе Флориан приехал в Нью-Йорк, но быстро разочаровался и вернулся в Берлин — ведь только в Европе нового тысячелетия жизнь обещает ему приключения и, возможно, шанс стать полезным. На Западе для него не оставалось ничего, кроме скуки и жестокости.
Конечно, роман не совсем отвечает целям и задачам Конкурса «В каждом рисунке — солнце». Если оценивать по 5-и бальной оценке именно — соответствие романа целям конкурса — то оценка будет низкой. И всё же следует поставить Вам высшую оценку в 10 балов за Ваш сильный литературный язык. Чувствуется рука зрелого мастера.
Роман, в котором человеколюбие и дружба превращают диссидента в патриота. В патриота своей собственной, придуманной страны. Страна эта возникает в одном российском городке неожиданно для всех — и для потенциальных её граждан в том числе, — и занимает всего-навсего четыре этажа студенческого общежития. Когда друг Ислама Хасанова и его сосед по комнате в общежитии, эстонский студент по имени Яно, попадает в беду и получает психологическую травму, Ислам решает ему помочь. В социум современной России Яно больше не вписывается и ему светит одна дорога — обратно, на родину.
