Ечко-бречко - [5]

Пан Вроцлав больше всего опасался не сделать самое важное в своей жизни. Что именно – он не знал и сам. Но понимание, что в любой момент может прийти смерть и самое важное дело не состоится, – повергало его в трепет. В ответ он надевал маску сумасбродства, чтобы никто не заметил прятавшийся внутри страх.

Так и жил, пока однажды не нашел слова, которые идеально подходили для того, чтобы отпугивать смерть. Вместе с этим бессмысленным сочетанием букв пришло и осознание, что теперь он не умрет.

От радости пан Вроцлав сказал «Ечко-бречко» и сошел с ума.

И потом, на пути к морю, сам того не подозревая, он искал не успокоения, а доказательства, что все это было не бессмысленно. Умирая, воскресал и твердил все время одно и то же как заведенный.

Теперь все должно было стать «как надо». Эта мысль свербила внутри, ерзала, пытаясь устроиться внутри мятежной души, но никак не получалось. И пан Вроцлав шагал дальше, веря, что есть место, где он обязательно успеет сделать то, что от него ждала жизнь.

Но даже море не принесло ожидаемого успокоения. Он понял, что все равно не успел сделать самое важное – прожить жизнь, ибо ворвался в круговорот смертей и воскрешений. Пан Вроцлав забыл: кто он есть и ради чего жил. Все то, что он так старался успеть, оказалось задернуто пеленой безумия.

А смерть по-прежнему казалась ему самым страшным, что может произойти.

Ечко-бречко, пан Вроцлав. Ечко-бречко.

– …дурак, – говорит старик, по лицу которого текут слезы. – Дурак, да?

Я не отвечаю. Ему не так уж важны мои слова. Он разговаривает сейчас с тем, кто остался в прошлом. Им есть о чем поговорить друг с другом.

– Ечко-бречко! – выплевывает пан Вроцлав. – Не успеть? Живи, люби, твори, успевай. Ечко-бречко! Ешь, пей, спи! Спи! Спи!!!

Последние слова он выкрикивает. Руки старика – неожиданно твердые и сильные – сжимают мое горло. Лицо его превращается в зловещую маску. Все вокруг темнеет и теряет очертания. Границы реальности начинают сжиматься.

«Ечко-бречко…» – успеваю подумать я…

Когда я открыл глаза, то обнаружил себя сидящим на скамейке в центральном парке культуры и отдыха. «Зачем столь вычурное название, если никакого другого парка в городе нет?» – в очередной раз задался я вопросом, чувствуя, что произошедшее должно осесть в голове. Словно игрушка с домиками и снежинками, которую изрядно растрясли, я сидел и ждал, пока снегопад прекратится.

В какой-то момент я осознал, что мне холодно, ибо осеннее хмурое утро не способствует длительному времяпрепровождению на улице. А еще я был голоден.

Найдя неподалеку круглосуточное кафе, я заказал горячий кофе и несколько бутербродов, после чего принялся раскладывать факты по полочкам.

Итак, предсказание Алины сбылось. Мой неведомый гуру посетил меня в третий раз. Показал очередную часть истории. Разнервничался и вновь попытался убить. К счастью, у него в очередной раз не вышло.

Но ощущение того, что в этом последнем трипе имени пана Вроцлава скрывалась подсказка, не покидало меня. История подошла к своей кульминации, и ей требовалось завершение, но какое оно, мне, увы, забыли сообщить.

– Кажется, тебе нужен взгляд со стороны, – сообщил я своему кофейному отражению.

Алинка открыла дверь почти сразу, будто это не утро вовсе, а вполне себе нормальное время для прихода гостей. Хотя ведь я был и сам ненормален под стать времени, ибо почти с порога сообщил ей торжественным тоном:

– Все случилось. Он приходил.

– Кто? Бабайка?

– Почему Бабайка? – опешил я и сразу растерял весь запас пафоса.

– Ну а почему бы и нет, – пожала плечами Алина. – Вполне себе вариант, как я думаю.

– Нет, – отмел я. – Мой личный убийца и сказочник – пан Вроцлав. На арене было очередное выступление имени ечко-бречко.

– Ечко-бречко? Это твой личный инь-янь какой-то?

– Подожди, – я опешил еще больше. – То есть ты ничего не помнишь про пана Вроцлава? Про его вечную жизнь, про ечко-бречко, про его убийства меня?

– Я подозревала, что у тебя насыщенная жизнь и множество странных знакомых, в число которых вхожу и я, но никакого пана Вроцлава не помню.

Должно быть, недоумение отразилось на моем лице. Возможно, оно захватило с собой разочарование. А возможно, Алина просто слишком хорошо меня знала. Она подошла ближе и тронула меня за плечо.

– Эй. Если я чего-то не помню, то ничего не мешает мне это рассказать, ты не находишь? К тому же пора бы перестать топтаться на пороге и пойти есть новолунные пироги.

– А чем они отличаются от обычных?

– Похоже, у тебя действительно в голове все перемешалось, – она укоризненно посмотрела на меня. – Они отличаются тем, что их испекли в новолуние. Разувайся давай.

Я приказал себе перестать много думать и вернуться к нормальному образу жизни. Действительно, метафизика метафизикой, а новолунные пироги это наверняка вкусно. Ну и в самом деле, не к порогу же мне их принесут.

В общем, через какой-то промежуток времени я сидел на кухне, уплетал пироги и, наплевав на правила хорошего тона, с набитым ртом рассказывал Алине то, что она, по моей версии, должна была знать. Ну и разумеется, то, что она знать не могла.

– Дурость какая-то, – сообщила она мне, когда я завершил историю.