Ечко-бречко - [3]

Был нещадно бит плетьми, повешен, изрублен саблями, утоплен, сожжен, умирал от пыток.

Но все без толку.

Лишь стоило ему остаться в одиночестве, быть погребенным, развеянным по ветру, погруженным в воду – он снова вставал, грозил кулаком, бормотал «Ечко-бречко…» и шел дальше.

Куда? К морю.

Никому и никогда не рассказывал он, почему держит путь именно к морю, потому причины искать бесполезно. Кому все же неймется – стоит напомнить, что пан Вроцлав сошел с ума. Это ли выступило движущим мотивом или нечто иное – значения не имеет. Куда больше важен тот факт, что все пути когда-нибудь заканчиваются.

Вот и пан Вроцлав, успевший умереть несколько десятков раз – порой возникало ощущение, что каждый встречный сразу же хочет его убить, – вышел к морю.

– Ечко-бречко! – сказал ему пан Вроцлав. – Ечко-бречко!

– Фшшшх… – ответило море накатом волн. – Фшшшх…

Если бы кто-нибудь в этот момент наблюдал за паном, то заметил бы, как лицо его, напряженное и осунувшееся, разгладилось в один момент. Губы растянулись в улыбке, а сам вид стал настолько умиротворенным, что представить, будто этот человек встречался со смертью много раз, было невозможно.

– Ечко-бречко-фшшшх, – шептал он, щурясь от заходящего солнца, которое било прямо в глаза.

– Фшшшх, – поддакивало море…

– Эй, ты чего разлегся? – спросила Алинка.

– А и вправду, чего это я? – поинтересовался тоже на всякий случай. Обнаруживать себя в привычных декорациях после непривычных смертей и последующих галлюцинаций, кажется, начало входить в привычку.

– То есть не знаешь? – уточнила она на всякий случай. – Мы смотрели фотки, потом я кофе пошла делать, возвращаюсь – ты спишь. Я все понимаю, искусство – скучная штука, но обычно ты проявлял больше такта. – Алинка нахмурилась и рассеянно провела по волосам.

– Я и сейчас его проявлю, – кивнул я, поднимаясь с дивана. – Ты только напомни, что за фотки? С покера?

Честно говоря, перспектива того, что последний месяц жизни мне приснился, радовала не очень. Приятно, наверное, исправить совершенные ошибки, вернувшись в прошлое, но этих ошибок у меня не было.

– Какой покер? Я ему, понимаешь, демонстрирую свою концептуальную коллекцию «Люди и надписи на стенах», а он все про покер.

– Прости. В последнее время фигня какая-то происходит в жизни. Метафизический бред, если так можно выразиться.

– Можно. Вот и выразись. Расскажи, мне же интересно, – карие глаза смотрели с какой-то обидой. Будто бы говорили: «Ну кому ты еще расскажешь, а?»

Это правда. Больше некому. Алинке интересно все, что не вписывается в рамки «обыденной жизни». Мы по этому поводу и дружим, хотя глупость, конечно, считать, что для дружбы требуется повод. Тем не менее на почве неприязни обыденной жизни мы и сошлись. Все не как у людей – это про нас, ага.

– Расскажу, – решил я. – Только ты кофе все же принеси. И заодно глянь в Интернете, что значит по польски «ечко-бречко».

– А это что-то значит?

– Пока не знаю. Глянь.

– Ладно, – согласилась Алинка.

И тут же ткнула «мышкой» в иконку браузера, крутанулась весело на своем кресле цвета размазанной палитры и убежала на кухню, громко топая по паркету. Я же остался посреди разбросанных тут и там картин, кистей, фотоаппаратов и вспышек. Творческий беспорядок во всей красе. Точно такой же, как и тот, что царил сейчас в моей голове.

Я пытался понять: что же должно было символизировать пришествие пана Вроцлава к морю? Обретение покоя? Долгожданный смысл жизни? Идеальный собеседник?

Ответов не было, но я не отчаивался. Вряд ли рассказанная история содержала столь поверхностное толкование. В том, что толкование вообще есть, я был уверен. Внезапно меня охватил азарт, как в те минуты, когда я смотрел захватывающий фильм или читал интересную книгу.

Интрига. Во главе всего этого должна быть интрига.

Если ее нет – это будет несправедливо. Жизнь полна несправедливости, но уж странный дед, рассказывающий историю посредством убийства, должен был быть справедливым, иначе я ничего не понимаю в этом мире.

– На, – Алинка протянула кофе. Оказывается, я задумался и не заметил, что она уже давно вернулась. – Нету такого слова. И по отдельности этих слов нет. Метафизический бред, все как ты сказал.

– Вот, – подтвердил я. – Именно что.

А затем без утайки рассказал во всех подробностях историю пана Вроцлава и все то, что ей сопутствовало. Выговорился, выдохнул, выпил кофе. Кажется, потихоньку отпустило.

– Он еще придет, – безапелляционно заявила Алинка, падая на оставленный мною диван.

– Это почему еще? История же вроде закончилась. Пан к морю пришел. Пан море нашел. И все такое.

– Потому что подобные встречи не происходят два раза. Все эти магические законы цифр. Даже вспомни сказки – всегда три препятствия или три выбора. Двух не бывает.

– Двум смертям не бывать, одной не миновать, – напомнил я.

– Это из другой оперы, – отмахнулась Алинка и зевнула. – К тому же, видишь, именно что «двум не бывать». Ферштейн?

– Ферштейн, – кивнул я. – И что же надо будет делать? Умирать? Я не хочу. А вдруг в третий раз – по-настоящему?

– Главное – понять, что он хочет сказать тебе, этот дед, который наверняка и есть пан Вроцлав.