Лайм улыбнулся:
— Догадался.
— Но ты не откажешься еще раз продиктовать мне свой адрес?
— Если одолжишь ручку, — сказал он.
Руки Лайма — настоящие руки художника. С длинными пальцами. И довольно гладкие. Только мелкие порезы о края бумаги — и все.
— Вот, пожалуйста. А это — номер телефона.
С расстояния метров двадцати могло показаться, что свободный художник-график протягивает визитную карточку старшему копирайтеру. Но в действительности это был тот самый миг между мужчиной и женщиной. Обмен флюидами, если можно так выразиться.
Тут одна из девушек-бухгалтерш направилась к нам, помахивая какой-то бумажкой. Кажется, первым чеком для Лайма. Вообще-то ей вовсе не обязательно было тащиться сюда, чтобы вручить его. Просто есть в Лайме что-то такое, отчего людям постоянно хочется для него что-нибудь сделать.
— Еще увидимся. Или я получу от тебя послание.
— Если мне удастся его отправить, ха-ха-ха! — И я загоготала, словно гиена.
Похоже, мои навыки в области флирта подвяли с тех пор, как мы расстались с Дэном. Веду себя, точно продавщица из «Эйвон», впаривающая мужику лосьон для бритья, который ему даром не нужен.
После ухода Лайма возникло странное ощущение пустоты. Вот и в прошлый раз случилось то же самое. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы я чувствовала себя выбитой из колеи, гоняя в компьютере листовку с «Сухими завтраками». И достаточно, чтобы я поклялась по пути домой завернуть к Биллу — пусть даже разрыв между автоответчиком и компьютером получится меньше недели.
Вернулась Кайли и обнаружила у себя на столе эскизы Лайма. И быстро обернулась ко мне:
— Вики! Ты видела Лайма?
— Да.
— Он сказал что-нибудь? Ну, вообще-то…
— Нет, просто заглянул на минутку.
— Я ему должна была передать чек, — процедила Кайли. — Из бухгалтерии.
— Кажется, он его уже получил.
— И вообще нам с ним надо было поговорить.
Пауза. Кайли разозлилась, и не на шутку. Через несколько минут она заговорила вновь:
— О Дэне слышно что-нибудь?
Отвечать я не собиралась. Хотя в глубине души мне было жаль Кайли. С Лаймом ей не светит ни единого шанса. Ни малейшего. Как и клацающей каблуками-платформами и гремящей бусами-маргаритками девчонке-бухгалтерше, которая гарцевала тут с его чеком. Если честно, я не думала, что вообще у кого-нибудь из нас есть шанс. Конечно, не то чтобы меня это волновало… Ха.
Возле дома я заметила Билла, припарковывающего машину. Парковался он неважно — должно быть, потому, что больше привык управляться с коровами, виноградными лозами или комбайнами — или что там у них есть в Дорриго.
Билл опустил стекло автомобиля:
— Я тебе что собирался сказать… В любое время, когда захочешь, чтобы я твой компьютер посмотрел…
Судьба.
— Вообще-то он так и стоит.
— А ты занята сейчас? — спросил Билл.
— Да нет, заходи.
Он и зашел — как раз когда я собиралась залезть в душ. Дверь я ему открыла в своем стареньком сером халатике — и умчалась по коридору, пока багровый румянец у Билла не перебрался с шеи к пластырю на челюсти. Румянец я списала на деревенские манеры. А когда посмотрелась в зеркало в ванной, то обнаружила, что на мне тот самый халат, сквозь который видны соски. О-ля-ля.
Подойдет ли Биллу Хилари? По крайней мере, она могла бы сдирать с него пластырь. Уверена, ему очень хочется, чтобы это делал кто-нибудь вместо него. Уж я — то, как одинокий человек, знала, каково это — когда даже пластырь с тебя содрать некому.
Когда я появилась после душа, высушенная феном, одетая, надушенная, напомаженная и причесанная, Билл пялился на портрет Барта Симпсона,[6] таинственным образом появившийся на экране компьютера.
— Получается? — поинтересовалась я.
— Получается… — Билл похимичил еще немного, и на экране появился Элвис Костелло. — Может, что-нибудь еще хочешь посмотреть?
— Брэда Питта нагишом.
Господи, с ума можно сойти. Надо позвать Хилари и Джоди, пусть тоже развлекутся.
— Э-э… Не получится, — промямлил Билл. — То есть получится, конечно, но тебе придется отключиться, чтобы позвонить.
— Отключиться… — меня осенило. — А, от Интернета?
— Да. Смотри… Покажу тебе, как это делать самой, когда уйду. У меня сквош сегодня, — объяснил он.
— Да? А Хилари обожает сквош.
Действуй, Виктория, ты же можешь!
— А ты?
Рехнулся он, что ли? Вроде через этот старенький ситцевый халат видел достаточно, чтобы сообразить: спорт и я — понятия несовместимые. Да что там…
— Знаешь, Хилари бы с удовольствием поиграла.
— Пожалуйста, в любой момент.
С этим Билл и ушел. Чудной он какой-то. Уши слегка торчат, как у австралийских солдат на фотографиях сороковых годов. И очень вежливый. И чем больше я думаю об Умнике Билле, тем ярче представляю себе, как заверещит от восторга Хилари. Это должно произойти. Обязано.
Но когда я ей позвонила, особого энтузиазма подруга не выказала:
— Как говорят у нас в «Женском кружке», мужчины — вроде органов пищеварения: есть хочется, а почему — не знаем.
Я вскипела.
— А я-то думала, ты хочешь с ним познакомиться!
— Ну, не знаю, — протянула Хилари. — Я, кажется, к нему охладела.
— Да ты же с ним никогда и не встречалась!
— А вдруг он голубой? — возразила Хилари. — Знаешь, я это уже проходила.
