E-klasse - [15]

– Миш, посмотри какая пушка!

– Да ба… большая…

– Вот эти, Миш, тебе нравятся? Смотри, дружина Долгорукого!

В дружине было восемь, серого цвета фигурок с палицами, луками и прочим старьем. Стоили они два двадцать, мои же ребята стоили вдвое больше.

– Тебе вот эти нравятся?

Бабушка потрясла пакетом воинов.

– Очень.

Если потенциальным подарком трясут перед тобой дважды, его надо принять, как должное.

Подавляя внутреннюю обиду, а она была космической, я понимал, что не имею права обижаться, просто так получилось. Я боролся со слезами и старательно изображал радость, когда бабушка пробивала чек на витязей.

1 марта 2006 года

– Стас, ты Сему нашего помнишь? Вы еще друзьями были, на охоту меня как-то звали?

– Да мы и сейчас друзья, а ты чего?

– Слава богу. А позвонить ты ему можешь? А?

– Миш, все нормально? Я с ним вчера в «Обломове» был, 35 отмечали.

– Набери его, пожалуйста, товарищ по жопе!

Я думаю, что мои молитвы греховны. Они появляются в самые отчаянные моменты и звучат в голове отнюдь не богоугодным образом: «Если Сема возьмет трубку, я перестану бухать и стану добрым».

– Да, Стас.

– Это я, Миша, партнер Стаса. Сема привет, можешь говорить?

– Могу, партнер, что стряслось?

Как же противно обращаться к бывшим подчиненным, зная, что они тебя обогнали по лестнице.

– Стряслось. Сем, я не могу по телефону.

– И чего?.

Еще улыбается наверно, сука. И как только они со Стасиком дружат? Я вообще думал, что Стасик хороший парень, но лох.

– Сем, я надеюсь, что у меня еще остается часа два-три (люблю драматизировать) успеть увидеться с твоим папой. Устроишь?

– Устроишь. Постараюсь. Безвозмездно?

Опять улыбается, тварь. Я точно представляю, какое у него выражение в данный момент, такое нагло – блядское.

– Где встретимся?

– Валера Брюсов.

– Хорошо Сем, мы как раз рядом.

В первую неделю еще, сучонок, по имени-отчеству меня называл.

– Стас, давай налево, на кольцо и на набережную, вниз туда, за ЦДХ.

– В Брюсов, что ль?

Странно, почему он до сих пор у меня работает? Впервые присматриваюсь к человеку и, к своему великому ужасу, догоняю, что костюм-то у него не дешевле моего будет…

25 мая 1986 года Когда мы вышли на набережную, над рекой, со стороны Кремля, плыли тяжелые облака. Намного более тяжелые и мрачные, чем те утренние, промелькнувшие в окне. Сквозь эти тучи, как сквозь сито, пробиваются лучи вечернего рубинового солнца.

Я, конечно, дальше дачи нигде не был, но такого неба, как в центре, нигде нет. От коричневой реки потягивает прохладой, впервые за этот день. Мы идем по каменной набережной. Бабушка продолжает свои расспросы о моих школьных достижениях, и я, не задумываясь, обманываю ее, переминая упаковку рыцарей. Нам сигналят. Сзади притормаживает белая «девятка», из которой выходит отец. Он в джинсах и в белой майке, на которой нарисован заяц в солнцезащитных очках и есть надпись San Francisco. Мы прощаемся с бабушкой, она машет нам вслед, и мы уезжаем. Не проехав и ста метров, отец останавливает машину.

– Садись на переднее.

– Можно?

– Можно.

1 марта 2006 года

К моему столику двигаются двое мужчин. Они похожи друг на друга – отец и сын. За то время, что я не видел их, а это с Семиной свадьбы в 2003 году, один успел превратиться в мужчину, а другой так и не стал стариком.

– Привет, Михаил.

Я встаю.

– Здравствуйте, Алексей Викторович. Здорово, Сем.

– Здоровей видели, – ухмыляется.

Оба заказывают боржоми. Разговор явно будет конкретным и дорогим. Выгляжу я нелепо с нарезкой балыка «на всех», греческим салатом и графином водки.

– Алексей Викторович, я позвонил Семену, сегодня…

– Прекрати, Миш. Ильич в ресторане тебя ждет. Обзвонился тебе, а ты все недоступен. Нехорошо. Ты не серчай, что мы, старики, вас все время учим, но вот ведь есть правда в правильном образе жизни. Жениться тебе пора, как говорится в старом кино.

Оба смотрят на меня и улыбаются, причем мило так, по-детски.

– А ты вот, мужик здоровый и неглупый, а все по танцулькам ездишь, Катерин себе длинноногих сымаешь… М-м-да, а она ведь замуж выходит, за Исмаила, нового зама Ильича, очень перспективный парень, кстати, моложе тебя, а уже капитан.

Оба упиваются охуевшим выражением моего лица.

– Да ты не бзди, сынок. Ничего бы они тебе не сделали, просто Ильич решил тебя до десяти поднять, да и случай подвернулся. Дорожает все.

Последнее было произнесено не без грусти и весьма пафосно: мол, такое, брат, житье на Руси.

– Езжай-ка ты домой, Миш. Отдохни. Ильичу не звони, он тоже не станет. Проспись. Завтра поезжай на работу. Поработай.

Я уже с минуту не моргаю.

– Надумаешь жениться, пригласи обязательно. Ну, давай.

Мы пожали руки, и генерал повернул в сторону дверей.

– Да ты присядь уже.

Как только папа покинул судно, Семен попросил рюмочку. Посидели мы еще с четверть часа. Немногословный парень Сема вытащил из внутреннего кармана пиджака ручку «Висконти» и нарисовал мне цифру 7 на салфетке. Салфетку преподнесли к моему лицу, ей помахали несколько секунд и использовали по назначению. Сема вытер рот и собрался вставать.

– Каким образом, Сем?

– Стасику передавай. Очередная улыбка.

Несмотря на то, что я частично утратил средства и буду утрачивать в перспективе. Несмотря на то, что пусть и фальшиво, но любезные отношения поменялись на непредсказуемую помощь сильнейшего, невзирая на тот факт, что «седые строгие мужчины» держат меня за мальчика, первобытный страх прошел, и наступала нервная оттепель.