Джунгли - [8]

Маленькая Онна близка к обмороку, от спертого воздуха у нее мутится в голове. Онна в рот не брала спиртного, но остальные буквально налиты алкоголем, как лампы керосином; от мужчин, спящих непробудным сном на стульях или на полу, разит так, что к ним невозможно подойти. Порою Юргис смотрит на Онну голодными глазами — застенчивость его давно исчезла; но кругом люди, и он все еще ждет, поглядывая на дверь, к которой должна подъехать карета. Но ее все нет и нет. Наконец, он теряет терпение и подходит к Онне, которая бледнеет и дрожит. Он накидывает на нее шаль и свой пиджак. Они живут лишь в двух кварталах отсюда, и Юргису карета не нужна.

Они почти ни с кем не прощаются — танцующие их не замечают, а дети и почти все пожилые люди в изнеможении спят. Спит дед Антанас, спят Шедвиласы, жена и муж, который храпит октавами. Громкие рыдания тети Эльжбеты и Марии провожают новобрачных, а потом их видит только тихое звездное небо, которое уже начинает бледнеть на востоке. Юргис безмолвно берег Онну на руки и несет ее, а она со стоном опускает голову к нему на плечо. Он подходит к дому и не знает, уснула она или в обмороке, но, отпирая дверь и придерживая Онну одной рукой, замечает, что глаза ее открыты.

— Ты не пойдешь сегодня к Брауну, маленькая, — шепчет он, взбираясь по лестнице, но она в ужасе хватает его за руку, задыхаясь от волнения:

— Нет, нет, нельзя, это нас погубит!

Но он снова говорит ей:

— Положись на меня, положись на меня. Я буду больше зарабатывать, я буду больше работать.

Глава II

Юргис так легко говорил о работе потому, что был молод. Он слышал рассказы о том, как здесь, на чикагских бойнях, люди падают под непосильной ношей, о том, что с ними затем случается, рассказы, от которых мороз ходил по коже. Но в ответ Юргис только смеялся. Он прожил здесь всего лишь четыре месяца, был молод и к тому же богатырски силен. Здоровья в нем было хоть отбавляй. Он даже не представлял себе, что значит потерпеть поражение. «Это может случиться с вами, — говорил он, — с людьми хлипкими, silpnas, а я двужильный».

Юргис был похож на мальчишку, на деревенского мальчишку. Хозяева любят таких работников, они вечно жалуются, что не могут их заполучить. Когда ему говорили: «Пойди туда-то»— он отправлялся бегом. Если ему хоть минуту нечего было делать, он просто танцевал на месте от избытка энергии. Когда он работал вместе с другими, ему всегда казалось, что они делают все слишком медленно, и его нетерпение и стремительность сразу бросались в глаза. Поэтому-то ему так необычайно повезло с работой: когда на второй день после приезда в Чикаго Юргис подошел к главной конторе боен Брауна и Компании, он не простоял у дверей и получаса, как один из мастеров его заметил и подозвал к себе. Юргис был страшно горд этим обстоятельством и более чем когда-либо склонен смеяться над нытиками. Тщетно твердили ему, что в толпе, из которой его выбрали, были люди, простоявшие там месяц — нет, много месяцев — и все еще не получившие работу.

— Конечно, — отвечал он, — но что это за люди? Опустившиеся, никудышные бродяги, которые все пропили, а теперь хотят заработать на новую выпивку. Вы думаете, я поверю, что человеку с такими руками дадут умереть голодной смертью? — И он поднимал руки, сжимая кулаки так, что под кожей вздувались мускулы.

— Сразу видно, что ты из деревни, — отвечали ему на это, — да еще из очень глухой деревни. — И это была правда, потому что Юргис не только никогда не видел большого города, но и в захудалом городишке не бывал до тех пор, пока не решил отправиться по свету искать счастья и зарабатывать право на Онну. Его отец, и отец его отца, и все его предки, насколько можно было проследить, всегда жили в той части Литвы, которая называется Беловежской пущей. Этот огромный царский заповедник в сто тысяч акров с давних пор служил местом охоты для знати. Там живет несколько крестьянских семей, владеющих своими наделами с незапамятных времен. Одним из этих крестьян был Антанас Рудкус, выросший сам и вырастивший своих детей на шести акрах расчищенной земли посреди дремучего леса. Кроме Юргиса, у него были еще сын и дочь. Сына взяли в солдаты; случилось это больше десяти лет назад, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Дочь вышла замуж, и ее муж купил у старого Антанаса землю, когда тот решил уехать вместе с Юргисом.

Юргис встретил Онну года полтора назад, в сотне миль от родного дома, на конской ярмарке. Юргис в то время не только не помышлял о женитьбе, но даже смеялся над ней, как над ловушкой, слишком глупой, чтобы в нее попасться. И вот, не сказав с девушкой ни слова, обменявшись с нею лишь несколькими улыбками, он, багровый от смущения и страха, неожиданно для самого себя попросил ее родителей продать ему Онну в жены, а взамен предложил двух лошадей, которых его послали сбыть на ярмарке. Но отец Онны был тверд, как кремень: девушка еще совсем ребенок, а сам он богатый человек и не собирается выдавать дочь замуж таким способом. Юргис вернулся домой с тяжестью на сердце и всю весну и осень трудился не покладая рук, стараясь забыть Онну. Осенью, после сбора урожая, он понял, что так продолжаться не может, и за две недели прошел пешком расстояние, отделявшее его от Онны.