Джуна. Одиночество солнца - [23]

Джуна горько улыбалась, закуривая и снова туша окурки о круглую пепельницу, и эта непростая улыбка в точности повторяла ухмылку всех, кто отсидел «на зоне» без вины.

– Но я шла! – гордо и залихватски повторила она, – шла! Это же было надо для науки! Во имя человека!

Она без слов, не обещая на разрозненные реплики гостей, что улаживали свои бизнес-вопросы за ее хлебосольным столом, налила мне в рюмку виски:

– Пей. За науку!

Но, не выпив и не дождавшись, что выпью я (Джуна и в этом в последние годы жизни была непоследовательна), она вдруг снова превратилась в сморщившую носик деревенскую хулиганку и заговорщицки вдруг запела, как поют за шумным пьяным свадебным столом шепотом «на двоих»:

– А после Танюшу связали и в камеру повели…

Она пела наивно и душевно, сиплым срывающимся голосом. Содержание простоватой песенки было таким: молодую девушку Таню посадили в тюрьму, и сидит эта Таня в камере, и ждет эта Таня смерти…

– Это чья песня?

– Моя! – гордо похвалилась Джуна. – Я ее никогда не пела никому. Потому что дураки все. Не поймут. Я ее написала, когда сидела в одиночке. И мне было страшно.

– Не поверю, чтобы тебе было страшно.

– Мне было страшно за сына. Тебе понравилась песня?

Я увидела свои четыре года. Вокзал. Поезда. Старух. Мальчика, поющего на мешках «жалесные песни». Дядьку безногого, аккомпанирующего ему на шарманке.

– Как в детстве. Давай шарманку купим, пойдем петь на Арбат, – предложила я вместо ответа.

Джуна подхватила злую шутку:

– Денег заработаем! Аренду отдадим!

Дружба и ссора Джуны с Пугачевой

Здоровье людей, их счастье —

Это моя Атлантида,

К ней я иду,

Свет дальний

Боясь упустить из виду.

К ней я иду сквозь беды,

Обиды, непонимание,

Чтобы добра победа

Звездой засияла ранней.

К ней я иду

Сквозь потери,

Взлетая над рвами горя,

Дальнему свету веря

И с завистью злой не споря.

Джуна

Джуна любила каждый раз удивлять. Новой картиной. Новым прибором. Иногда она хвасталась, что ей принесли копию измененных врачебных диагнозов пациентов. К примеру, был запущенный простатит или аденома. И вот уже совершенно чистые показания врачей. Я всегда искренне радовалась за нее. Не испытывая неприязни, зависти, «стресса художника за художника».

Иногда Джуна повторялась. Особенно когда за ее столом оказывались новые люди. Она перечисляла свои рыцарские «подвиги», поглядывая на всех, и на меня.

Заметив, что тема мне уже приелась, она неожиданно обратилась прямо в мой адрес:

– А хочешь, расскажу, как я Пугачиху отпи. а?

– Хотим! Хотим! – закричали гости.

Прямую речь я передавать не буду. Ее легко представить, если заменить имя Аллы Борисовны на упрощенное джунино «эта б…». Расскажу суть.

Перетасовывая время, Джуна, надо отдать должное ее справедливости, сначала перечислила все песни, которые ей нравились в исполнении Аллы Борисовны. Она подчеркивала, как любила Аллу Борисовну и как у них вместе что-то получалось на сцене.

Но, если читатель внимательно просмотрел предыдущие главы, Алла Борисовна как раз относилась к категории людей, которых лечила Джуна. Ее отношение к такой категории было очевидно.

Целительницу вызывали помогать Алле Борисовне, когда та оказалась в трудном и деликатном положении после наезда Демиса Руссоса. Джуна прибыла в ночь в больницу и буквально, как она говорит, выкачала Аллу Борисовну с того света.

Но на утро поведение подруги резко не понравилось Джуне, в красках описывала она ее недостатки (читайте – особенности). Неприязнь росла.

Росла и популярность Джуны. В общей сложности, она уже являлась автором текстов известных эстрадных песен и изъявила смелость появляться на сцене, чтобы петь самой.

Голос, надо сказать, у Джуны был простой, народный, без права на музыкальное дарование. Но ее убеждали, льстили негодники, что поет она почище соловья. Джуна поверила и, лапонька, старалась петь, как может, веря подлецам, «что если человек талантлив, то талантлив во всем…»

О чем еще не знала Джуна, так это о том, что: «Ни перепеть, ни перепить звезду в Москве невозможно!» Есть и еще один, но важный секрет о пресловутых слезах: «Если в Москве зажигают новую звезду, значит, это кому-то по средствам или по силам!» О нужности или ненужности речи не идет. Лицо оплачено в ротации – будьте любезны слушать: это звезда!

К своей «звездности» и та, и другая подруга относились одинаково – без страха, что их заподозрят в излишней «интеллигентности», поэтому старались вести себя в свойской компании как можно проще и понятней, пуская в ход все прелести бульварной риторики.

Тут стоило бы добавить цитату из Михаила Жванецкого: «Игра слов рождает игру дел», и чуть-чуть ее усилить: «Привычка к распущенности слов рождает возможность бесконтрольности поступков».

А дальше произошло то, что уже не раз описывала «желтизна» московских сплетниц.

Джуна собиралась с сыном Вахо в Сидней на конгресс Международной ассоциации традиционной и альтернативной медицины. Ее там должен был награждать уже ранее упомянутый лорд Стэнли Кук.

Накануне поездки Алла Борисовна пригласила ее на день рождения или именины.

Джуна, как чувствовала, наотрез отказалась от вечеринки, но Вахо сказал: «Мама! Ну съезди, раз она просит. Может, ей плохо, и она хочет, чтобы ты ее полечила».