Джуна - [6]

Ни в коем случае не сомневаясь в искреннос­ти сказанного Джуной, все-таки необходимо внести некоторую ясность. Пусть даже в пас­порте, в графе, где обозначается национальность, у нее вписано «ассирийка», это ничего не реша­ет. Или почти ничего. И пусть признается Джуна, что порою ей самой кажется, будто она была когда-то Семирамидой и, вглядываясь в портрет легендарной царицы, узнает собствен­ные черты — скулы, разрез глаз, прическа, — словно разглядывает не фотографию, на которой запечатлено скульптурное изображение, работа старого безвестного мастера, а вглядывается в самое что ни на есть настоящее зеркало. Дело не в том.

Познания об ушедшем в прошлое государст­ве у Джуны хоть и пропущенные через собст­венное сердце, но книжные — это очевидно. Вот начинает она рассказ о древней Ассирии, и что первым приходит ей на ум? Да, разумеется, картинка из школьного учебника: древние воины преодолевают реку, крепко обхватив кожаные мешки, надутые воздухом. Но точно такую же картинку вспоминает при слове «Ассирия» со­временный поэт, столь дорожащий своей при­надлежностью к нашему времени, что ни за какие блага не захотел бы переменить его на другое.

Ни царств, ушедших в сумрак,

Ни одного царя, —

Ассирия! — рисунок

Один запомнил я.

Там злые ассирийцы

При копьях и щитах

Плывут вдоль всей страницы

На бычьих пузырях.

Так чудно плыть без лодки!

И брызги не видны,

И плоские бородки

Касаются волны.

Для поэта это всего лишь забавная подроб­ность, ностальгическая нотка при воспоминании о школьных годах. А для Джуны — это особый мир. И значит, не прав тот же поэт, сочинивший хрестоматийные строки: «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Выбирают, отдают предпочтение тому или иному. Выбирают роди­ну — не географическую (хоть случается и такое), а чаще родину духовную, столь же ре­альную, пусть и не обозначенную на современ­ных картах.

В чем причина подобных поисков? Отнюдь не всегда люди хотят убежать из настоящего, потому что оно страшит или отвращает. Иногда стремятся в прошлое или в будущее, потому что краски там кажутся ярче красок окружающего мира, звуки мелодичнее, и человек обогащается, проникая туда мыслями и душой.

Случай Джуны сложнее. Ореол легенды ок­ружил ее имя. Ее деяния будоражат умы. Ее способности вызывают благоговейный трепет или безотчетный ужас. И притом сама Джуна, при всей своей целеустремленности, работоспо­собности и непреклонности в определенные мо­менты, человек, несомненно, романтичный. Она остро чувствует собственную неординарность. Разнообразные таланты и способности (а она не только целительница, провидица, но и поэт, художник) рисуют перед ее внутренним взо­ром живописные картины других миров, других времен.

Джуна инстинктивно перебирает возможнос­ти, примеривает судьбы, страны, тысячелетия. Ведь она — маг. А мы помним: происхождение мага должно быть чудесным. Только есть ли нужда проникать в древнюю Ассирию? Проис­хождение ее и вправду необыкновенно, хотя ис­кать следует не там.

Здесь можно различить как бы два уровня необычного: один — более приземленный, про­читываемый через нашу повседневность; вто­рой — более возвышенный, напрямую связан­ный со священной историей человечества.

Отец Джуны прибыл в Советский Союз из Ирана. Тут он женился, тут работал экономис­том, тут родились его дети. Однако следует вспомнить, что в те годы иностранцы (за исклю­чением деятелей коммунистического и рабочего движения) были у нас редкими гостями.

Но куда более была удивлена сама Джуна, много позже узнав, что полная фамилия отца Бит-Сардис (по-русски «Дом Сардиса»), фами­лия, удостоверяющая, что он один из отпрысков знаменитого рода царей и жрецов.

В Библии есть эпизод, повествующий о том, как, находясь на острове Патмос, Иоанн услы­шал позади себя громкий голос, который гово­рил: «То, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии: в Ефес и в Смирну, и в Пергам, и в Фиатиру, и в Сардис, и в Филадельфию, и в Лаодикию».

О чем же следовало оповестить церковь в Сардисе?

«И Ангелу Сардийской церкви напиши: так говорит имевший семь духов Божиих и семь звезд: я знаю твои дела: ты носишь имя, будто жив, но ты мертв.

Бодрствуй и утверждай прочее близкое смер­ти: ибо Я не нахожу, чтобы дела твои были со­вершенны пред Богом Моим.

Вспомни, что ты принял и слышал, и храни, и покайся. Если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя, как тать, и ты не узнаешь, в который час найду на тебя.

Впрочем, у тебя в Сардисе есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих и будут ходит со мною в белых ибо они достойны.

Побеждающий облечется в белые одежды; и не изглажу имени его из книги жизни, и испо­ведаю имя его пред Отцем Моим и пред Анге­лами Его».

Видимо, одним из тех, кто ничем не осквер­нил одежд своих, был отец Джуны. Много позже, уже после того, как он умер, он являлся дочери, облеченный в странные сияющие одея­ния, помогал ей, если она испытывала трудности, беседовал подолгу. Но о том — в свое время...

Возвращения через века и пространства

Определенная странность, связанная с про­исхождением Джуны, проглядывает и в судьбе всей ее семьи. Предки отца жили в прошлом веке в Иране на берегу озера Урмия. Когда ассирийцы искали новые места для жизни, они появились в России. Одно из сел на Кубани, которое они основали и где жила в дет­стве Джуна, тоже называется Урмия. Выходит, что спустя долгое время, преодолев огромные пространства, отец Джуны оказался как бы снова на родине, чудесно перенесенной через границы и годы.