В зале на большом экране непрерывно демонстрировался фильм о Джулии и записи интервью, где самые разные люди высказывали свое мнение о ней. Вдоль стен шли витрины, уставленные причудливой кухонной утварью из огромной коллекции Джулии. Там был, к примеру, прибор под названием манш-а-жиго[70], напоминающий садистский зажим для сосков, и та самая горелка, которой она обугливала помидор. На одну из витрин разложили семнадцать страниц рецепта французского багета из «Искусства французской кухни, том 2»: а я-то думала, что после пате де канар ан крут меня уже ничем не испугаешь, однако этот рецепт заставил меня изменить мнение. За стеклом витрины торжественно возвышалась кухонная мебель Джулии. Доска с крючками и контурами ее многочисленных кастрюль и сковородок, большая, красивая плита «Гарланд». Столешницы из мореного клена на два дюйма выше стандартной высоты. Это была кухня, созданная Джулией под свой рост. Я прильнула к стеклу и чуть не вывернула шею, пытаясь заглянуть во все уголки и щелочки. Как бы мне хотелось оказаться хоть на минуту там, за стеклом на этой самой кухне.
Трое маленьких детей сидели на ковре перед экраном. И всякий раз оживленно хихикали, когда Джулия решительным движением брала в руки скалку, как будто замахивалась. Мы с Эриком ждали удобного момента, чтобы спокойно водрузить на выбранное место пачку масла как символ кулинарного искусства великой Джулии Чайлд. И в эту торжественную минуту кто-то из невинных детишек очаровательным голосочком произнес: «А по-моему, эта Джулия просто сумасшедшая». Но тут на экране возникла Элис Уотерс[71], и детишки убежали смотреть миниатюрные модели «фордиков», прежде чем я успела среагировать. Момент истины настал.
— Эрик, бери фотоаппарат. Давай сделаем это!
У меня не возникло сомнений, где именно оставить свой дар, — в центре выставки, под большой черно-белой фотографией Джулии в поварском фартуке и синтетической кофте с безумным орнаментом из семидесятых. Под фотографией была узкая полочка, точно это и вправду был алтарь, на котором паломникам следовало оставлять свои дары.
Я вгляделась в фотографию. Она выглядела добродушной, сильной, наделенной отменным аппетитом; широкоплечая, с широким лицом и открытым сердцем. Именно такой она представала передо мной по вечерам весь этот год, когда в моей голове звучал ее голос. И пусть та Джулия, что живет в доме престарелых в Санта-Барбаре, считает меня пустой грубиянкой и выскочкой. Может, если бы я познакомилась с той Джулией, она бы мне даже не понравилась. Но эта Джулия, что существовала в моем воображении, — по сути, единственная, которую я знала, — очень даже нравилась мне. И самое главное, я нравилась ей.
— Ну что ж, Джулия, bon appétit и все такое… И спасибо. Правда.
Я положила масло на полочку под фотографией, и мы с Эриком удалились.
Вот на этом все и кончилось. Секретарша из Квинса рискнула своей семейной жизнью, здравомыслием и здоровьем собственных котов, чтобы за один год приготовить все пятьсот двадцать четыре рецепта из «Искусства французской кухни», книги, которая изменила жизнь тысячам американских домохозяек. Это был самый сложный, самый смелый и самый лучший поступок, который когда-либо совершала трусиха вроде меня, и все это никогда не случилось бы, не будь на свете Джулии.
Конец
Июнь 1949 года
Париж, Франция
— Так вот, Пол, я пошла и сделала это.
— Подойди поближе к окну, чтобы на заднем плане были видны крыши. Что ты там сделала?
— Нашла себе занятие. — Кошка прыгнула на подоконник, Джулия почесала ее за ухом и улыбнулась в объектив.
Пол нажал на кнопку, отмотал пленку и сделал еще один кадр. По квартире разливался мягкий свет, и красиво оттенял широкое округлое лицо жены. Он любил фотографировать, это всегда поднимало ему настроение.
— И что за занятие?
— Подожди, сейчас покажу. — Тяжелой походкой она направилась в спальню, кошка последовала за ней. Пол слышал, как жена шуршит бумагами в секретере, где царил венный беспорядок. Она вышла из спальни и протянула ему листок.
— В нашей группе одиннадцать ветеранов войны, а обучение оплатит «солдатский билль»[72]. Я там единственная женщина, так что лучше тебе не спускать с меня глаз!
Пол взял из ее рук листок, отпечатанный на мимеографе[73].
— «Cordon Bleu»? Кулинарная школа? Будешь учиться готовить?
Джули фыркнула.
— Не просто готовить. Это профессиональная школа для шеф-поваров. По окончании я смогу открыть свой ресторан, если пожелаю. Назовем его «У Полски», как считаешь?
— Я не против. — Он вернул ей анкету и обнял ее. В ответ она стиснула его в объятиях, едва не переломав ему ребра.
— Я буду учиться готовить ради тебя, муж мой. Нет — ради тебя я овладею искусством французской кухни! Ха!
Пол сделал еще один снимок жены — она подняла над головой кошку, к большому недовольству животного.
— А знаешь, Джули, возможно, это и есть самое что ни на есть подходящее для тебя занятие.
Она задумчиво произнесла:
— А знаешь что? Думаю, ты прав. — Она рассмеялась, вслед за ней рассмеялся и он. — Может, у твоей старушки теперь начнется новая жизнь?
