Джуд неудачник - [23]

За то время пока он готовился к подвигу своего переселения, после мирного исчезновения жены и всего его имущества, он прочел и изучил почти все, что было возможно о великих людях, проведших свою юность в этих старых стенах. Образы некоторых из них превращались в его воображении в каких-то гигантов. Шелест ветра на перекрестках как-бы веял их таинственным шествием, а он, одинокий странник, казалось, гонится в темноте за их легкими призрачными тенями…

Улицы были пусты. Джуд очнулся от сладкого забытья и тут только сообразил, что он в незнакомом городе, и что его потрепывает порядочная лихорадка.

Из темноты до него донесся голос, настоящий житейский голос.

– Вы давно уж сидите на этом карнизе, молодой человек. Вы что это тут поделываете?

Голос принадлежал полисмену, незаметно наблюдавшему за Джудом.

Наш странник пошел домой и улегся спать, почитав еще на сон грядущий биографии великих людей. В их изречениях Джуду чудились скорбные упреки, не всегда понятные для него…

Когда поздно утром Джуд проснулся в своем номере, то прежде всего подумал.

«Однако, чорт возьми, я совсем и забыл о хорошенькой кузине и о любимом старом учителе». Впрочем, в его воспоминании об учителе было меньше воодушевления, чем в воспоминании о кузине.

II

Необходимые заботы о дальнейшем существовании живо рассеяли фантазии Джуда и дали его мыслям более обыденное направление. Ему нужно было прежде всего поискать работы.

Выйдя на улицу, Джуд нашел, что виденные им накануне колледжи предательски изменили теперь свою красивую наружность: одни были мрачны; другие приняли вид устроенных над землею фамильных склепов; и все вообще поражали своей варварской архитектурой. А вместе с этой метаморфозой и духи великих людей исчезли бесследно.

Расхаживая по городу, Джуд как-бы перелистывал богатый архитектурный альбом, не как художественный критик стиля и форм, а как мастер и собрат прежних мастеров, руки которых потрудились над сооружением этих форм. Он рассматривал лепную работу, ощупывал её детали, решал, какое из украшений было трудно или легко в исполнении, сколько пошло на него времени, было-ли оно удобнее для выполнения невооруженной рукой или при помощи инструмента.

Что на фоне ночи казалось стройным и красивым, то днем оказывалось почти уродливым. Ему жаль было этих каменных ветеранов, как живых людей. Многие из них были изувечены и обезображены в бесплодной борьбе с натиском времени, стихий и человека.

Однако, засмотревшись на исторические памятники, Джуд чуть было не забыл своих собственных дел. Он пришел на работу, чтобы жить этой работой, а утро почти все прошло понапрасну. Впрочем, его несколько ободряла мысль, что в городе с полуразрушенными зданиями всегда найдется дело для человека его ремесла. Расспросив, как пройти в мастерскую одного каменотеса, имя которого ему сообщили в Ольфредстоне, он скоро услыхал знакомый стук каменотесных инструментов.

Этот двор как раз и оказался как-бы центральной мастерской для ремонтных работ. Здесь он видел исправленные части совершенно схожия с теми, которые безобразили старинные здания своим полуразрушенным видом.

Джуд попросил вызвать хозяина, а сам между тем осматривал новые резные работы, всевозможные брусья, колонны, зубцы, карнизы, капители, стоявшие на скамьях, сделанные вчерне или в готовом виде. Работы эти отличались тщательностью отделки, математической точностью линий, изяществом форм; в этом отношении они много превосходили старые образцы. Любуясь ими, Джуд утешал себя мыслью, что и этот скромный ручной труд так же полезен в своем роде и также достоин уважения, как и труд ученых светил в любом из виденных им колледжей. Но его прежняя мечта тотчас-же заслонила эту мысль. Да, он готов принять всякую работу, какую могут предложить ему по рекомендации его прежнего хозяина, но он примет ее только, как временное занятие.

Однако, на этот раз Джуд не получил здесь работы, и выйдя из мастерской, опять вспомнил о кузине. Как страстно хотелось ему иметь её чудный портрет! Наконец, он не выдержал и написал тетке, прося прислать его. Та исполнила его просьбу, но с оговоркой, чтобы он не беспокоил своим посещением семьи этой девушки. Но наш пылкий идеалист ничего не обещал ей, и поставив портрет на камине, целовал его, – и теперь чувствовал себя как-то больше дома. Миловидная кузина его смотрела на него из рамки и ему казалось, что она хозяйничала за его чайным столом. Это ощущение было приятно ему, как единственное звено, соединявшее его с треволнениями живого города.

Оставался учитель, теперь ставший, вероятно, почтенным пастором. Но в настоящую минуту Джуду неудобно было разыскивать такую почтенную особу. Слишком еще плохи были его собственные дела. Поэтому он продолжал жить в одиночестве. Вращаясь среди людей, он, в сущности, не замечал никого; деловая суета городской жизни не касалась его. Подобно всем пришельцам, он засматривался на местную старину с восторгом, почти непонятным для привычных туземцев.

Именно теперь, когда он был весь поглощен стремлением к высшему образованию, он понял, как на самом деле он далек был от своей заветной цели.