Джубал Сэкетт - [7]

Я показал рукой на запад.

— Там Хиваси, — сказал я, — много чероки.

Он пожал плечами:

— Кто такие чероки? Никто. Я — кикапу.

Мы остались на уступе, исследуя окрестности. Он мог быть врагом или не быть, а там впереди определенно затаились враги. Индейцев чероки мы знали, и они знали нас. Пока что мы дружили, но индейцы — существа непостоянные, а человек, с которым я шел, не был мне другом. Так я рассуждал.

«Кто-то идет». Вот что он сказал. Откуда он знал? Что он увидел, чего не заметил я? И кто шел к нам?

Мое каноэ находилось в одном дне пути отсюда, но я ему ничего не сказал. Достаточно и того, что мы скоро дойдем туда, где оно спрятано. Никогда не следует много говорить. Информация, знание — это сила. Я знал эти тропы и наблюдал за ним, чтобы понять, знакомы ли они и ему, но он ничем не выдал себя.

Наблюдая за Кеокотаа, я удивлялся. Казалось, он никогда не сосредоточивает внимание на чем-то определенном, но весь настороже.

Его предчувствие подействовало на меня. Что он ощутил? Чего ожидал?

Позади нас остался небольшой лесок, а впереди склон холма переходил в долину, тянувшуюся вдоль речки. По синему небу плыли кучевые облака. Стояла тишина. Олень, которого мы видели, снова вышел из кустарника и направился к воде.

Я хотел сделать шаг, но Кеокотаа поднял руку. И в тот же момент из рощи у реки вышел индеец и остановился, внимательно оглядываясь кругом. В том, что перед нами индеец, я не сомневался, но такой одежды, как у него, еще не видел. На голове у воина красовался тюрбан. Пока мы наблюдали, вышли еще двое, один из них старик.

Старик посмотрел на склон холма в нашу сторону и что-то сказал своим спутникам. Что именно, мы не расслышали. Но первый индеец повернулся к нам.

— Сэк-етт? — спросил он.

Мне пришлось выйти вперед.

— Я Джубал Сэкетт.

Нас разделяла по крайней мере сотня шагов, но в чистом воздухе голоса звучали ясно.

— Наш отец хочет говорить с Сэкеттом, — произнес молодой индеец.

Он расстелил на траве сначала одно одеяло, затем другое — для меня, а затем отошел и стал ждать. Старик вышел вперед и сел, скрестив ноги.

Я собрался спуститься и сесть, но кикапу сказал:

— Это ловушка.

Еще двое индейцев вышли из-за деревьев и встали молча, выжидая.

— Их пятеро, но они не угрожают нам, — заметил я. — Они хотят говорить.

— Пять? Пять — недостаточно. Я — кикапу.

— А я — Сэкетт, — заявил я. — Они хотят говорить со мной. Ты поможешь нам разговаривать.

Он неохотно повиновался. Я спустился и уселся напротив старика.

Довольно долго мы молча смотрели друг на друга. Передо мной определенно сидел индеец, но тип лица его отличался от тех, которых я встречал до сих пор. В чем заключалось это отличие, я не мог сказать, вероятно, старик просто принадлежал к неизвестному мне племени.

Он был дряхл, очень дряхл, и годы смягчили его черты, но и сейчас его лицо выражало гордость и величие, а глаза не были старыми. Они сверкали молодо и настороженно. Его белую куртку из великолепно выделанной оленьей кожи, расшитую бисером и цветными перьями, украшали незнакомые мне узоры. Он тоже носил тюрбан, плотно накрученный и аккуратный. Из-под него виднелись волосы, седые и тонкие.

Он говорил на языке чероки, который я хорошо знал.

— Мы пришли издалека, чтобы увидеть Сэк-етта, — начал он.

В его глазах я увидел дружелюбие и мольбу.

— Мы пришли просить о помощи, хотя и не привыкли просить.

— Если я могу для вас что-нибудь сделать…

— Можешь. — Он снова помолчал. — Имя Сэк-етт известно, но я ожидал увидеть человека постарше.

— Моего отца, Барнабаса. Он был нашей силой и нашей мудростью, но он ушел от нас, его убили сенека.

— Слышал. И не верил.

— Тем не менее я — Сэк-етт. Если есть что-то, что должен сделать мой отец, это будет сделано. О чем идет речь?

Один из индейцев уже разжег костер и теперь с помощью уголька зажег трубку. Сначала он подал ее старшему, тот глубоко затянулся и передал трубку мне. Я тоже глубоко затянулся и собирался передать трубку кикапу, но тот отступил. Мне показалось, что ритуал совместного курения трубки был для него непривычным, но наверняка я не знал этого. Теперь догадался, что старик принадлежит к племени начи, но мы почти не общались с ним, так как оно жило на Великой реке, далеко к югу.

Мне показалось, что старик старается соблюдать ритуал, свойственный другим племенам, и удивился, так как индейцы, насколько я представлял, хранили свои обычаи и редко перенимали их от других.

— День долог, — заметил я, — а путь твой далек.

— Я не пойду дальше. Я на месте. — Моя настороженность вызвала у него улыбку. — Я пришел, чтобы повидаться с Сэкеттом. — Он помолчал и отложил трубку, вероятно поняв, что ритуал непривычен как для меня, так и для него. — Мы знаем вас. Сэк-етты — великие воины, а также великие путешественники.

— Это так.

— Вы справедливые люди.

— Мы стараемся быть справедливыми.

— Вы пришли издалека, но берете не больше, чем нужно. Вы не снимаете скальпы. Не затеваете войну, пока войну не. затевают против вас. Вот что мы слышали.

— Это так.

— Ваш народ строит дома, возделывает поля, промышляет пищу в лесу.

— Это так.

— Говорят, что Джу-бал Сэк-етт идет в направлении заходящего солнца. Это ты?