Джубал Сэкетт - [37]

На рассвете, спустившись к ручейку, чтобы умыться, я увидел детеныша бизона. Он уставился на меня и, казалось, раздумывал — убежать или нет. Я стал с ним разговаривать и, из жалости к нему, оставил на плоском камне небольшую кучку соли. Отойдя, увидел, что малыш нюхает то место, на котором я стоял. А когда я вернулся, чтобы снова взглянуть на него, он лизал камень, на котором лежала соль.

Глава 14

Дождь мы заметили издалека, когда поднялись на гребень горы в четверти мили от реки. Его стальная стена двигалась через равнину прямо на нас, и укрыться нам было негде.

Одинокое дерево с раскидистыми ветвями нас не привлекло, мы хорошо знали, что молния чаще всего ударяет именно в одинокие деревья.

Нам пришлось спуститься вниз и пойти вдоль реки. В течение нескольких минут ее сухое песчаное русло превратилось в шумный поток, напоенный дождем.

Я натянул на себя клеенку, доставшуюся мне от отца, — он пользовался ею во время морских путешествий — не столько ради того, чтобы защитить себя от дождя, сколько чтобы прикрыть пистолеты и сохранить сухим порох.

Гроза быстро приближалась, накрывая все окрестности. Через минуту мы промокли до нитки, трава стала скользкой, началась слякоть, и мы поспешили к прибрежному леску, где можно было найти топливо. Оглянувшись, я увидел детеныша бизона. Он стоял одиноко, горестно опустив голову.

— Пойдем! — позвал я. — Пойдем с нами!

Он медлил, тоскливо глядя на нас. Я снова позвал его. Он сделал несколько шагов и остановился. Мы вошли в мокрый лес.

С деревьев капало, под ногами текло, но нам повезло: мы нашли почти сухое место под деревьями, толстые ветки которых переплелись между собой. Сразу же принялись закрывать просветы между ветвями кусками коры с поваленных деревьев и другими ветками. Скоро наше укрытие стало вполне надежным.

Под импровизированным навесом лежала куча поваленных деревьев и сучьев. Она напоминала мне то место, где я сломал ногу, и я ходил здесь с осторожностью. С некоторых упавших деревьев свисали большие клочья коры; и кора, и листья оказались еще сухими. Мы собрали их и сумели развести маленький костер. Прикрепив большие сучья к веткам соседних деревьев, соорудили себе нечто вроде шалаша. Защита от дождя получилась вполне эффективная. Правда, крупные холодные капли иногда просачивались внутрь, но что они значили по сравнению с ливнем и ветром, бушевавшими снаружи!

Кеокотаа начал трудиться над шкурой самки бизона, которую мы убили. Он выскреб ее дочиста и растянул на кольях. Все это следовало сделать раньше, но не хватило времени. Я занялся изготовлением пары мокасин из шкуры оленя, которого мы убили еще раньше.

Подняв голову от работы, я вдруг увидел футах в пятидесяти от нас детеныша бизона и опять заговорил с ним. Кеокотаа глянул на меня и что-то проворчал, а когда я снова посмотрел в его сторону, он сделал насмешливый жест, показывая бизону, что я — его мама.

— Он уйдет от нас, когда мы встретим других бизонов, — вздохнул я и сам поверил в это.

Время от времени мы вставали и укрепляли наш шалаш, добавляя коры в те места, откуда еще капало. И все-таки нас радовало наше временное пристанище, достаточно сухое и надежно скрытое.

Бродя по лесу вокруг лагеря, я наткнулся на несколько вязов, увитых виноградом. Здесь уже побывал медведь, но и нам достались спелые гроздья. Я собрал сколько мог унести и принес в лагерь эту замечательную добавку к нашей мясной диете.

Две грозди положил перед бизоненком, но он отскочил прочь. Я все же оставил ему виноград и потом заметил, как он нюхает его. Думаю, малыш съел его, но увидеть этого мне не довелось, так как, возвращаясь к нашему укрытию, вдруг услышал резкий треск ломающейся ветки.

Пригнувшись там, где меня застал звук, я подумал о своем луке, который лежал в дюжине футов от меня, вынул нож и стал ждать.

Наш костер тлел. Кеокотаа исчез. Должно быть, затаился где-то рядом. Лук не принес бы пользы в такой гуще деревьев и кустов. Но Кеокотаа имел копье.

Довольно долго стояла тишина. Вдруг неподалеку кто-то зашевелился. Двигался определенно человек. Затем послышалось какое-то щелканье, будто складывали ветки. Осторожно шагнув в сторону, я посмотрел сквозь деревья.

На открытой поляне старик индеец собирал ветки для костра. Он казался встревоженным, часто выпрямлялся, оглядывался, и я тоже оглянулся, продолжая краем глаза следить за ним. Подобрав еще несколько веток, старик поднял свою ношу и собрался уходить, но перед этим снова посмотрел в мою сторону.

Я не двигался, и меня он не заметил. Наконец старик повернулся и поплелся между деревьями. Я прошел за ним всего ярдов десять и увидел лагерь: три женщины, несколько детей, полдюжины пожилых мужчин и подросток. Парню, видимо, не было еще шестнадцати, будь он старше, не сидел бы в лагере, а бродил где-нибудь с воинами, в походе.

Подошел Кеокотаа и прошептал:

— Пони.

Название ничего мне не говорило, но существовало много племен, которых я не знал.

— Мы поговорим.

Он сказал это тихо, а потом издал громкий крик.

Индейцы повернулись, увидели его. Кеокотаа вышел вперед и поднял вверх руку с раскрытой ладонью.

Некоторые схватились за оружие и стояли в ожидании. Потом появился я, и они удивленно забормотали. Несмотря на то, что солнце и ветер сделали меня почти таким же смуглым, как Кеокотаа, все сразу поняли, что я не индеец и они такого никогда не видели.