Джордж Оруэлл. Неприступная душа - [214]

Проще говоря, то, чем живут «средние» люди: деньги, комфорт, удовольствия, уют семейного «гнезда», здоровье, наконец, а равно – забота о ближних и внимание к ним – всё, в силу цельного характера, приносилось Оруэллом в жертву некой инстинктивной «миссии» своей, убеждениям и целям, поставленным в жизни. Ужасно, конечно. Но, может, такие и пробивают лбом стены миропорядка, «штурмуют небо» и двигают человечество в единственно правильном направлении?.. Неэгоистичный в обыденной жизни Оруэлл оказался законченным «эгоистом» в достижении цели. Другими словами, был не просто цельным человеком, но неприступным в действиях и мысли. Для таких родственные связи, личные симпатии, дружба и даже любовь к женщине – всё оказывалось на втором, если не на третьем месте. И это, наверное, чувствовали встреченные им женщины, как почувствовала Соня Браунелл, согласившаяся на безнадежное в человеческом смысле замужество с ним. Пишут, что он ее любил, а она расписалась с ним якобы из корысти. Я же рискну сказать: всё было наоборот. Она его жалела, что в ее положении равнялось любви и сочувствию, а вот он, убитый одиночеством, думая о судьбе сына и будущем своих книг, – последнее было всё тем же «эгоизмом» собственной миссии! – позвал ее замуж, возможно, из неосознанного, но все-таки расчета. Он уже ничего не мог ей дать, кроме этой самой «миссии», а вот она могла: и женскую заботу о больном (подать, принести, лишний раз подоткнуть это чертово одеяло), и присущую ей жизненную энергию, с какой взялась за все «дела» его, обернувшуюся жертвенностью, когда и после смерти его «продвигала» имя и дело мужа…

Свадьба, самая «жуткая свадьба», какую видел Малькольм Маггеридж, состоялась 13 октября 1949 года. Прямо в палате. А когда больничный священник, преподобный У.Брен соединил их руки и молодые обменялись кольцами, то и свидетели бракосочетания Дэвид Астор и Жаннета Ки (их общая знакомая по журналу Horizon), и немногочисленные гости (тот же Маггеридж, Энтони Пауэлл и даже лечащий врач) – все, поздравив виновника торжества, шумно, со смехом удалились в заказанный ресторан соседнего отеля Ritz. На другой день Соня вручила мужу меню свадебного ужина с автографами свидетелей. Тоже жутковатая символика! Он же не раз, как когда-то с друзьями по Итону, по Испании, когда был в Марокко, оставался с меню – не с праздничным ужином…

Фамилию Соня оставила свою, но очень скоро стала подписываться как Соня Блэр, а через годы и не представлялась иначе, как «миссис Оруэлл». Сплетники говорили, что замуж она вышла по настоянию Тима – Сирила Коннолли, ее начальника по журналу Horizon, а в прошлом, злословили, и любовника. Теперь «милым другом» ее был, как я уже говорил, талантливый красавец Люсьен Фрейд. Именно с ним, помахав в дверях ручкой, она упорхнет в ресторан праздновать Рождество. На этот раз Оруэллу не достанется и меню. Он будет возражать против ее ухода, даже расстроится, но это жизнь: Соне ведь было всего тридцать… Когда после ее ухода в палату ввалятся Пауэлл и Маггеридж, они найдут друга «смертельно несчастным и одиноким среди рождественских украшений». Да, говорила Соня иным друзьям, Оруэлл тоже не был пуританином в прошлом, а те, кто утверждают обратное, самокритично добавляла, – те, «видимо, забывают, что пуританин никогда бы не женился на женщине, подобной мне». Но зато она регулярно навещала его, подолгу шепталась с врачами, возмущалась порядками в клинике, рьяно занималась литературными хлопотами мужа, докладывая о поступавших предложениях по переизданиям и переводам, подписывала бумаги за него и самоотверженно ограждала Оруэлла от ненужных порой посетителей. Как-то повздорила даже с французским переводчиком, отказавшись дать подробности биографии мужа, – ведь Оруэлл, не желая, чтобы о его жизни писали потом биографы, обговорит это и в завещании… Всё тот же «эгоизм цели» его, всё та же честность…

«Быть честным и остаться в живых…» Этот главный вопрос Оруэлла, с которого я начал о нем эту книгу, был, возможно, разрешим. Можно остаться в живых. Но быть честным и остаться по жизни в одиночестве, когда честность твоя не нужна никому, – вот проблема. «Камера 101» – белая кафельная камера самого страшного ужаса в его романе – разве не напоминала она Оруэллу его нынешней палаты? А сам он – Уинстона, своего героя?.. В 65-й палате умирал последний – можно ведь и так сказать! – Человек в Европе.

«– У вас ничего не выйдет, – хрипел романный Уинстон в ответ на пытки электротоком. – Невозможно построить цивилизацию на страхе, ненависти и жестокости… У вас ничего не выйдет. Жизнь помешает…

– Мы управляем жизнью, – возражал ему палач. – Или, может, ты вернулся к старой своей идее, что пролетарии или рабы восстанут и сбросят нас? Выбрось это из головы. Они беспомощны, как животные… Человечество – это Партия… Нас интересует только власть… Немецкие нацисты и русские коммунисты были близки к нашим методам, но даже им не хватило смелости осознать собственные побуждения. Они делали вид, а может, даже верили, что взяли власть, вовсе не стремясь к ней… Мы не такие. Мы знаем: никто и никогда не брал власть для того, чтобы потом отказаться от нее. Власть – цель, а не средство, а революцию делают для того, чтобы установить диктатуру. Цель насилия – насилие. Цель пытки – пытка. Так вот, цель власти – власть…