Джордж Гершвин: Путь к славе - [100]

8 марта 1934 г.

ДОРОГОЙ Дю-БОЗ!

Был очень рад получить твое письмо вместе с либретто третьей сцены II действия. Я считаю, что это очень интересная и трогательная сцена, хотя и чуть длинноватая. Я думаю, что два-три места без всякого ущерба для действия можно убрать. Ты должен сделать так, чтобы опера не оказалась слишком длинной. Я сам твердо верю в принцип "хорошего понемногу" и надеюсь, что в этом ты согласен со мной…

Я бы написал песню, открывающую II действие, которую поет Джейк, чиня рыбачьи сети, но я не знаю, в каком ритме задуман текст, особенно в партии хора. Я буду признателен, если ты вышлешь текст песни, отметив ритм точками и тире…

С нетерпением жду встречи с тобой в будущем месяце. Надеюсь, ты и твоя семья в полном порядке.

С искренним приветом,

ДЖОРДЖ

Метрополитэн-Опера все еще надеялась, что Гершвин напишет специально для нее оперу. Она была особенно заинтересовала в "Порги". Отто X. Кан даже предложил Гершвину премию в пять тысяч долларов в случае, если тот подпишет контракт с Метрополитэн. Несмотря на всю лестность подобного предложения и благодарность за него, Джордж отклонил его из практических соображений. Перспектива исполнения "Порги" три-четыре раза в течение одного-двух сезонов, чтобы затем быть преданной забвению (участь всех новых опер, поставленных в Метрополитэн), не прельщала композитора. Ему хотелось, чтобы "Пор-ги" услышала широкая американская публика, а не только ограниченный круг любителей оперы. Однако самое важное заключалось в том, что группа должна была состоять прежде всего из исполнителей-негров, о чем, конечно, в Метрополитэн не могло быть и речи.

Таким образом, когда дело дошло до подписания контракта, он был заключен с Театральной Гильдией, которая и осуществила постановку "Порги и Бесс". Контракт был подписан 26 октября 1933 года. "Это будет не чем иным, как актом любви, — писал Гершвин другу сразу же по завершении сделки, — и я ожидаю, что "родовые схватки" пройдут не безболезненно".

В декабре 1933 года Гершвин отправился в Чарльстон, чтобы обсудить с Хейуардом кое-какие подробности, касающиеся оперы, и "почувствовать атмосферу" города, который должен был стать местом действия спектакля. "Мне хочется познакомиться с городом, — сказал он, — услышать пение спиричуэлс и посетить пару местных кафе для цветных". Спустя две недели, возвращаясь в Нью-Йорк из Флориды, он опять ненадолго остановился в Чарльстоне.

Летом 1934 года Гершвин смог провести в Южной Каролине значительно больший отрезок времени. Тогда он вместе со своим двоюродным братом Генри Боткином, писавшим картины на негритянские сюжеты, сел в поезд, идущий на юг, в то время как багаж и все необходимое для живописи было заранее отправлено на машине. Они поселились на острове Фолли-Айленд, находящемся в десяти милях от Чарльстона, в щитовом летнем домике у самой кромки берега. Они жили, можно сказать, дикарями, с минимальными удобствами. В каждой комнате стояла старая железная кровать, небольшой таз для умывания и кое-какая полуразвалившаяся мебель. За питьевой водой нужно было ездить в Чарльстон. В комнате Гершвина имелось старенькое пианино. Там они прожили под палящим солнцем два месяца — июль и август. Джордж писал своей матери: "Это место напоминает мне какой-нибудь древний потрепанный штормами островок в южно-океанских широтах. Две недели назад здесь случился страшный ураган, снесший несколько стоявших на берегу домов. Остров настолько дикий, что разрушенные жилища никто не собирается восстанавливать. Представь себе, что на всем острове нет ни одного телефона — ни общественного, ни частного. Ближайший телефонный аппарат находится в десяти милях отсюда… Вчера был первый по-настоящему жаркий день (в городе жара достигла, по-видимому, 95°[72]). Тут же появились мухи, комары, москиты. Вокруг так много болот, что как только подует континентальный бриз, не остается ничего иного, как остервенело расчесывать покусанное тело". Гершвин ходил в одних грязных белых шортах, без рубашки и носков. Он решил не бриться и отпустил бороду. Вместе с Боткином они посещали многочисленные плантации, местные церкви и другие места, где жило и трудилось негритянское население, в поисках подходящего музыкального материала и живописной натуры.

Дю-Боз Хейуард довольно живо описал впечатление, произведенное на Гершвина знакомством с жизнью местного населения:

Остров Джеймс-Айленд, с его довольно многочисленным населением, состоящим в основном из живущих первозданной жизнью негров Гулла, находится по соседству с Фолли-Айленд. Он стал для нас чем-то вроде лаборатории по проверке наших теорий, а также неиссякаемым источником местного фольклора. Слушая с Джорджем спиричуэлс и наблюдая каждодневную жизнь негров, я сделал интересное открытие — для него пребывание здесь стало не столько исследованием, сколько, так сказать, возвращением в родные края. Та часть его существа, что произвела на свет "Рапсодию в голубых тонах", к тому же в самом современном городе Соединенных Штатов, нашла родственную душу в музыке и групповых ритмах крестьянина-негра американского Юга.