Джордано Бруно. Его жизнь и философская деятельность - [21]
По-видимому, Бруно не знал о всех тех обвинениях, которые возводил на него Мочениго. Да и сама инквизиция не обратила, кажется, внимания на многие пункты в доносах венецианца. По крайней мере, судьи стояли преимущественно на почве уклонений Бруно от учения церкви. Это обстоятельство дало повод нашему философу придавать слишком мало значения угрожавшей ему опасности. Так, Бруно раньше, чем его стали допрашивать, смело заявлял: «Я буду говорить правду. Мне не раз уже угрожали инквизицией, но я считал это за шутку, ибо я всегда могу дать о себе ответ».
Как мы уже сказали, первые два допроса главным образом были посвящены истории жизни Бруно. Он изложил прошлое своей жизни самым откровенным образом, не забыв, впрочем, также сообщить и о своем намерении посвятить некоторые сочинения его святейшеству папе, в особенности же труд свой о семи свободных искусствах. В заключение исповеди Бруно просил разрешения одеться опять в одеяние своего ордена, не поступая, однако, в монастырь.
Чтобы склонить в свою пользу судей, наш философ разделил свои прежние сочинения на две группы; одни из них он одобряет, как и прежде; другим, напротив того, он теперь не сочувствует, находя, что они написаны «со слишком философской точки зрения и в недостаточно христианском духе».
Заседания 2 и 3 июня были посвящены учению Бруно. По требованию судей он представил собственноручный список всех своих сочинений, как изданных, так и не появлявшихся в печати. Еще раз он настаивал, что все написанное им изложено с философской, а не религиозной точки зрения и что потому он должен быть оцениваем как философ, а не как учитель церкви. Затем Бруно перешел к изложению своей системы, ссылаясь при этом исключительно на свои латинские сочинения, изданные им во Франкфурте; из итальянских он упоминает, и то мимоходом, лишь свой диалог О причине, начале всего и едином.
«Я учу бесконечности вселенной как результату действия бесконечной божественной силы, ибо было бы недостойно Божества ограничиться созданием конечного мира, в то время как оно обладает возможностью творить всё новые и новые бесчисленные миры. Я утверждаю, что существует бесконечное множество миров, подобных нашей Земле, которую я представляю себе, как и Пифагор, в виде небесного тела, похожего на Луну, планеты и другие звезды. Все они населены, бесконечное их множество в безграничном пространстве образует вселенную. В последней существует всеобщее Провидение, благодаря которому все живое растет, движется и преуспевает в своем совершенствовании. Это провидение или сознание я понимаю в двояком смысле: во-первых, наподобие того, как проявляется душа в теле, то есть одновременно в целом и в каждой отдельной части; такую форму я называю природой, тенью или отражением Божества; затем сознанию присуща еще другая форма проявления во вселенной и над вселенной, именно не как часть, не как душа, а иным, непостижимым для нас образом».
Из этих последних слов Бруно можно сделать заключение, что он не есть пантеист в тесном смысле, так как, хотя, с одной стороны, он и отождествлял вселенную и Божество, зато с другой, – приписывал Божеству личное сознание, которое ставит его выше вселенной. Такой взгляд на соотношение физического и духовного начала дал профессору Н. Гроту повод назвать учение Бруно монодуалистическим, то есть примиряющим путем личного сознания противоречие духа и материи.
По нашему мнению, едва ли можно придавать, большое значение приведенным выше словам Бруно и делать из них выводы об основных элементах его философии. Нельзя забывать, по справедливому замечанию Брунгофера, что материалом для воспроизведения той или другой системы должны быть философские идеи свободного человека, а не та изворотливая логика, к которой прибегает человек, держащий ответ в своих убеждениях перед инквизицией.
Под Духом Святым, объяснял Бруно на допросе, я вместе с Соломоном понимаю душу вселенной. От Святого Духа снисходит на все живое жизнь и душа. Она так же бессмертна, как неуничтожаема плоть. Жизнь есть расширение, смерть – сжатие живого существа. В этом смысле надо понимать слова Экклезиаста, что «нет ничего нового под солнцем».
Защищаясь от обвинений, наш философ ссылался в свое оправдание на двойственную точку зрения на истину, благодаря которой философия и теология, наука и вера могут существовать рядом, не мешая одна другой. Правда, такое понимание истины как еретическое было осуждено в 1512 году на Латеранском соборе, но Рим не всегда придерживался постановления этого собора. Благодаря ссылке на принцип двойственной истины Помпонацци в 1516 году выхлопотал себе у Рима разрешение на издание книги о бессмертии души, также и Парижский университет предоставлял Бруно излагать свою философию с этой двойственной точки зрения.
Отсюда понятно, почему Бруно так часто в своих ответах инквизиции настаивал, что все, чему он учил, он учил как философ, не касаясь догматов, которые и сам он исповедует как добрый христианин. На вопросы инквизиции о его собственно религиозных взглядах философ отвечал совсем как верный католик. Что думает он о воплощении Слова и о рождении его? – Слово зачато было от Духа Святого и родилось от Пресвятой Девы Марии. Что необходимо для спасения? – вера, надежда и любовь. В этом же роде были ответы великого итальянца на все вопросы инквизиции о таинствах покаяния и причащения, о постах и молитвах. Словом, он отвечал, как отвечают обыкновенно на уроках катехизиса. Однако не так легко было отделаться от инквизиции тому, кто уже попал в ее руки. В заключение всего этого долгого допроса отец-инквизитор обратился к обвиняемому с речью, в грозных выражениях напомнив ему все пункты обвинения, как будто Бруно ничего еще не говорил в свое оправдание. Если обвиняемый, предупреждал инквизитор, станет упорно отказываться от всего, в чем впоследствии он может быть изобличен, то ему нечего будет удивляться, если инквизиция в отношении его прибегнет к законным средствам, которые предоставлены ей применять ко всем, кто не хочет познать милосердие Божие и христианскую любовь этого святого учреждения, и которые предназначены к тому, чтобы находящихся во тьме обращать к свету, а сбившихся с истинного пути – на стезю вечной жизни.
