Джонни Тремейн - [88]

— Его не ранило?

— Говорили, что пуля срезала ему клок волос — вот на таком расстоянии он был от смерти.

— Вы случайно не слышали, как дела у наших, которые дрались в Лексингтоне?

— Кажется, человек семь-восемь было убито с первого залпа.

— Вы не знаете, кто именно?

— Нет. Но только к тому времени, как англичане возвратились в Лексингтон из Конкорда, наши уже встретили их как следует. И уж трепали они англичан, трепали — всю дорогу до самого Чарлстона!

2

Джонни понимал, что теперь ему не удастся покинуть Чарлстон до тех пор, пока оттуда не отзовут те несколько сотен свежих солдат, которых только недавно туда переправили, чтобы удержать Перешеек. На следующее утро он увидел, как они отбыли, и стал ждать удобного случая. Было десять часов, когда он покинул город. Люди сновали туда и сюда. У каждого было что порассказать. Женщины, дети и кое-кто из взрослых мужчин, те, что потрусливей, провели эту ночь в глиняном карьере. Теперь и они выползли.

Джонни так много общался с англичанами последнее время, что чуть не уверовал в их непобедимость. Где уж крестьянину-янки устоять перед ними! Совершенство их амуниции, дисциплина, нарядные мундиры, надменность офицеров — всё это производило на него сильное впечатление. «Мы их побили. Мы, янки!» Джонни от избытка чувств перепрыгнул через опустевший бруствер, поспешно возведённый англичанами прошлой ночью.

Он вышел на дорогу, ведущую в Кембридж, через унылый чарлстонский выгон с его солончаками, глиняными карьерами и виселицами. Всюду ему попадались следы отступления: глубокие рытвины от орудий; грязь, взбитая бегущими ногами; брошенные шляпы, мундиры, даже мушкеты. Затем Джонни увидел, как какие-то люди пытаются вытащить лошадь из ямы. Лошадь вела себя разумно и не сопротивлялась, она словно понимала, что волы, которых припрягли к ней, помогут ей выбраться. Лошадь оказалась жеребцом полковника Смита — Сэнди. Джонни решил, что это доброе предзнаменование, и бодро зашагал вперёд, посвистывая. Но свист его внезапно оборвался. Он набрёл на первую похоронную процессию. Его поразило выражение лиц мужчин и женщин, провожающих своего соотечественника. Затем увидел яму, из которой всё ещё подымались дым и зловоние.

Он зашёл на постоялый двор. Там мужчины пили ром и хвастали своими подвигами. Джонни, хотя он и не сомневался в том, что всё, что они говорят, — сущая правда, не был в настроении слушать их. Купив хлеба и несколько селёдок и осведомившись, не знает ли кто, где доктор Уоррен, он быстро вышел. Ему посоветовали поискать доктора в Кембридже.

За ночь возникла одна довольно сложная проблема. Повсюду бродили сотни сотен, если не тысячи бойцов народного ополчения. Они явились сюда кто в чём был — от плуга, с пашен, из мастерских. У большинства были ружья, но почти ни у кого не было ни тёплой одежды, ни одеял. Не было еды, кроме той, что жена завернула, отправляя в однодневный поход. Не было палаток, не было боеприпасов. Что делать с ними дальше? Куда им деваться? Разойтись ли по домам — ведь они выполнили то, ради чего пришли, — или оставаться и предпринять осаду Бостона? У них не было пушек. У них ничего не было, кроме ружей в руках да огня в груди.

Человек, который назвал себя полковником — у него к старой охотничьей блузе были пришиты самодельные погоны, — сообщил Джонни, что в доме Хейстингса заседает Комитет безопасности, с тем чтобы решить, как превратить этих штатских людей в солдат. Доктор Уоррен был председателем этого комитета. Джонни отправился в дом Хейстингса, где он встретил Поля Ревира, который сообщил ему, что доктор Уоррен отбыл в Лексингтон.

Лексингтон! Вот куда Джонни стремился всей душой! Теперь у него был повод. День был такой же тёплый и прекрасный, как и накануне. Это был один из тех тихих, задумчивых весенних дней, когда солнце проливает свои лучи над ещё холодной, не проснувшейся землёй. Ни облачка на небе, ни дуновения ветра.

Джонни быстро шагал. В каждом доме он видел следы от пуль. Он опять повстречался с похоронами. На повозке, которую тянули волы, в беспорядке лежали трупы. Их должны были похоронить в общей могиле. Встречая повозку, прохожие снимали шляпы. У Джонни не было шляпы, но он остановился и стоял с опущенной головой.

Он пошёл дальше. Увидев, как женщина достаёт воду из колодца, он не выдержал и попросил напиться. Пока он сидел на ограде и пил из деревянной бадьи, женщина отвечала на его вопросы. Это уже Лексингтон?

Да, он только что перешёл заставу.

— Сколько вчера было убито человек из тех, кто защищал Лексингтон, на лужайке?

— Восемь, — сказала она.

Когда он задал следующий вопрос, он не узнал собственного голоса.

— Вы случайно не слышали, как звали убитых?

Она повернула к нему каменное лицо и уставилась на него.

— Вот их имена, — произнесла она, — и да не будут они позабыты! — Затем протянула руки вперёд и стала отсчитывать по пальцам. — Джонатан Харрингтон, — сказала она, — и Калеб с ним, Роберт Мунро, Джонас Паркер, Сэмуэл Хедлей, Исаак Маззи, Натаниел Уаймэн, Джон Браун.

Рэба среди них не оказалось. Джонни улыбнулся.

— А как дела у Силсби, не знаете?

— Женщины и дети, — сказала она, — попрятались, как всюду. Кажется, они уходили в Уобурн, но теперь они, должно быть, уже вернулись на свою мызу.